Русские поэты XIX века - [4]

В стиховедении рифме отведено почетное место. О ней написаны книги и трактаты. Установлено, что по ударению рифмы делятся на мужские (когда ударение падает на последний от конца слог строки: «голубом – родном»), женские (когда под ударением находится второй от конца строки слог: «одинокой – далёкой») и дактилические («странники – изгнанники», здесь ударение находится на третьем слоге от конца строки).

«Ну, женские и мужеские слоги! – шутливо командовал Пушкин своим рифмам. – Слушай! Равняйся… и по три в ряд в октаву заезжай!»

Однако самые обширные знания в стиховедении, самое виртуозное владение рифмой и другими поэтическими средствами и приемами не в состоянии сделать человека истинным поэтом. Пятнадцатилетний Пушкин совершенно справедливо утверждал: «Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет и, перьями скрыпя, чернила не жалеет».

Несмотря на всю важность, всё значение рифмы, не в ней отличие стихотворной речи от прозаической. Хотя бы потому, что бывают белые стихи, т. е. стихи без рифмы. Таково, например, известное стихотворение Пушкина «Вновь я посетил…». Стихи отличаются от прозы особенной ритмической организацией. Этот ответ не означает, что в художественной прозе нет ритма. Он есть. Но в прозе ритм однопланов, однозвучен. А в стихах ритм создается чередованием ударных и безударных гласных звуков; ритмично чередование количества слогов в строках, ритмична по своей природе рифма и т. п. Специалисты-стиховеды утверждают, что в стихе на разных уровнях – звуковом, синтаксическом, строфическом и т. д. – насчитывается более десяти различных ритмов. Их сложное перекрещивание-переплетение создает ритмический музыкальный рисунок стихотворения.

Итак, есть много средств, с помощью которых из простого слова возникает слово художественное, поэтическое, несущее иной смысл, иное качество и имеющее иную функцию. Цель этого слова – пробуждать в человеке ум и душу, «воспитывать совесть и ясность ума» (А.П. Чехов).

В.Г. Белинский считал, что «Поэзия есть выражение жизни или, лучше сказать, сама жизнь. Мало этого: в поэзии жизнь более является жизнью, нежели в самой действительности».

3

История русской словесности полна парадоксов. Нет ничего удивительного в том, что одно и тоже произведение прочитывается по-разному не только в разные времена, но и разными людьми, живущими в одну эпоху. В конце концов, свободно созданное произведение и восприниматься может независимо даже от того, что собирался сказать в нём автор.

Однако любая попытка установить обязательные рекомендации к толкованию текста, как правило, приводит к искажениям, подчас совершенно изменяющим смысл прочитанного произведения искусства. И неважно, установлены ли эти рекомендации самими читателями, предписаны ли учебными программами или навязаны историко-философскими концепциями общественного устройства.

История русской литературы сложилась так, что сегодня кажется, будто все лимиты, предназначенные, на первый взгляд, поэтическому слову всего XIX века, достались стихотворцам только начала века – А. Пушкину, М. Лермонтову, поэтам плеяды – Е. Баратынскому, П. Вяземскому, Д. Давыдову, Н. Языкову и другим их современникам. Действительно, взгляните на последующие поколения их потомков – А. Герцен, И. Гончаров, И. Тургенев, М. Салтыков-Щедрин, Ф. Достоевский, Л. Толстой, А. Чехов. В тени их многотомных сочинений подчас и не разглядеть поэтов-современников. Во всяком случае в школьных учебных материалах имена К. Случевского, А. Апухтина, А. Плещеева попадаются как исключение.

В советское время, когда послепушкинская эпоха квалифицировалась как второй этап в развитии русского освободительного движения, был произведен соответствующий отбор произведений для школы и вуза и осуществлена радикальная их переоценка. Цель была предельно ясна. Истоки революции 1917 г. и советской системы отыскивались задолго до их появления, и тем доказывалось, что начиная от декабристов, смысл русского общественного движения был в подготовке к ним. Использовалась нехитрая методика. Полностью изымались имена поэтов, далёких от революционных настроений, у остальных рекомендовались главным образом произведения, готовые помочь воспитанию будущих «освободителей» России. Надо ли упоминать, что значительный массив стихотворений, связанных с религиозной тематикой, исчез совершенно? Дело доходило до анекдотов. Десятилетие семнадцатого года приветствовали, ссылаясь на пушкинский дар пророчества, строкой: «Октябрь уж наступил». Главным героем «Капитанской дочки», не обращая внимания на название произведения и эпиграф к нему, был утвержден Емельян Пугачёв.

В XX веке заражённые тоталитаризмом советские литературные чиновники осмелились изымать из русской культурной жизни Достоевского и Лескова. Уже в XXI веке некто иной, как сам министр культуры, выступил по всероссийскому телевидению с обстоятельной передачей, направленность и цель которой не вызывали никаких сомнений: «Русская литература умерла» – так назывался этот шедевр эстетической мысли.

В то время как человеческая душа всё острее испытывает потребность в красоте, добре и справедливости, как красота окружающего мира исчезает из поля зрения современного человека, такие богатейшие источники прекрасного, как русская поэзия, находятся под угрозой полного исчезновения.