Русские писатели XVII века - [41]

Рядовые московские воины, побывавшие в западных областях России, привыкали к новым обрядам, отстаивали службы вместе с православными украинцами и белорусами, крестившимися тремя перстами. Царь Алексей Михайлович с великим удовольствием внимал киевскому церковному пению, а потом вводил такие распевы в Москве. Во время похода он и его окружение общались с католиками, среди которых были люди занятные и умные, и постепенно приучились к веротерпимости. Много белорусов и украинцев приехало в Москву. Они не были иностранцами и поэтому не знали ограничений, жили свободно среди москвичей. Грамотные и обходительные, они сразу же обзаводились широким кругом знакомых, что не могло не порождать либеральных веяний, подтачивавших скалу московской исключительности.

Иностранцы тоже охотно ехали в Московию. Их привлекали выгодными условиями и не отпускали, пока они не передавали свое мастерство переимчивым и способным русским ученикам. Особенно много иноземцев было в армии. Европа переживала смутное время. Фронда и регентство Мазарини во Франции… Гражданская война, казнь Карла I, правление Кромвеля в Англии… Эмигранты-дворяне из Англии и Шотландии неплохо приживались в Москве. Иные, перейдя в православие, становились совсем русскими помещиками, сидели сиднями в своих деревнях и даже, по обычаю некоторых русских, сказывались в нетях, когда надо было являться на службу…

В домашних библиотеках москвичей появилось много иноязычных и переводных книг. Уже у Никона был Демосфен и Плутарх. Во второй половине XVII века на русский язык перевели сто семнадцать книг, три четверти из которых были светскими. Сам Алексей Михайлович не гнушался носить польские и западные костюмы, завел во дворце иноземную мебель. А вскоре будет и «немчин играть в органы», а царица смотреть театральные представления… В домах бояр висели картины западных мастеров, хлопотали польские и немецкие слуги.

Петр I ступил на уже подготовленную почву. Как бы ни впечатляла его деятельность, не он первый задумал и начал осуществлять воссоединение русских земель, укрепление западных и южных границ и знаменитые реформы. Алексей Михайлович не собирался резко менять русский уклад на западный, но и не отказывался от полезных новин. Что же касается резания бород, то у Петра I были и бритые враги, и бородатые друзья…

За несколько месяцев до возвращения Аввакума в Москву там же появился образованный монах Симеон, замеченный Алексеем Михайловичем в Полоцке еще во время военного похода. Способный проповедник и стихотворец, он стал учителем царских детей, втолковывал Алексею Михайловичу западные идеи абсолютизма.

Неурядицы, шатания, анафемы — все это подрывало уважение к церкви. Во время патриаршего междуцарствия, длившегося девять лет, царь все чаще вмешивается в церковные дела и даже поручает присматривать за ними своему боярину Семену Лукьяновичу Стрешневу, который стал как бы предтечей оберпрокурора Синода.

Никона не любил никто — бояр унижала его властность, церковники страдали от его суровости, народ видел в нем нарушителя старых верований и обычаев. Но реформа не была личным делом Никона. Ее хотел царь, ее освятили восточные патриархи, и, что самое главное, она расширяла политические возможности Русского государства.

Падение Никона заставило его противников еще больше сомневаться в правильности реформ. Алексея Михайловича буквально засыпали челобитными; на всех улицах и перекрестках по всей Руси обсуждалась правка книг. Люди читали, выискивали исправления, спорили. Это было доступно всем знавшим грамоту. Пока каждый мог свободно высказать свое мнение, и каждый дорожил им.

Новые переводы книг не были совершенными. Сам Никон греческого языка не знал. Главным переводчиком и справщиком книг при нем был Арсений Грек, который только во время ссылки в Соловки выучился говорить по-русски. В тонкостях русского языка он не разбирался, не всегда умел подыскать нужное слово или оборот, и поэтому его переводы уступали старым в ясности и точности, многие выражения в них звучали для русского двусмысленно и чуждо. Критики, помня нечистоплотное прошлое Арсения Грека, обвиняли его в намеренном искажении текстов.

Епифаний Славинецкий был человеком высокой культуры, ученым, проповедником, переводчиком. Но в последнем качестве он известен как крайний приверженец буквализма. Епифаний насиловал природу русского языка, шел на поводу у греческого строя речи. Он просто подставлял вместо греческих слов русские, выстраивал их в искусственные и маловразумительные сочетания. Изобретал собственные слова. Естественно, это давало обильную пищу для толкований и обвинений.

Иван Неронов уже через год после ухода Никона подал царю челобитную об избрании нового патриарха. Ее подписали «всяких чинов люди», считавшие, что пора кончать со смутой. Суздальский поп Никита Добрынин, известный в истории под прозвищем Пустосвят, подал на архиепископа Стефана донос за то, что тот употреблял никоновские обряды, и собор 1660 года едва не осудил Стефана. В Соловецком монастыре новых книг не признавали, но царь приглашал соловецкого архимандрита к своему столу. Церковные иерархи чувствовали себя неуверенно: одним больше нравилось старое, другим — новое. Царь гневался на упрямых епископов, но решительных мер пока не принимал.