Русские патриархи, 1589–1700 гг - [219]

12 марта первым архиепископом Вятским и Великопермским стал Иона, а Великоустюжским и Тотемским — архимандрит одного из новгородских монастырей Геласий. 19 марта первым архиепископом Холмогорским и Важским сделался патриарший крестовый священник, известный книголюб и верный сторонник Иоакима Афанасий. 24 марта игумен галичского Городецкого монастыря Леонтий поставлен был первым епископом Тамбовским. 2 апреля первого епископа получил Воронеж — это был святой Митрофан (тогда еще не сподобившийся святости). За исполнением царского указа о поставлении следил боярин князь И. Б. Троекуров. Сам государь почти не мог вставать.

По мнению староверов, предвестием смерти старшего сына Алексея Михайловича стало преступление, подобное Соловецкой резне, после коей муки совести свели в могилу его отца. 14 апреля в Пустозерске по указу Федора Алексеевича после скоропалительного сыска были сожжены на костре за обличения против высшего духовенства и великие на царский дом хулы выдающиеся проповедники раскола: Аввакум, Лазарь, Епифаний и Федор. Однако вряд ли юный царь, при всем его либерализме, сомневался в своей правоте и терзался муками совести. Проповедь Аввакума со товарищи способствовала самосожжению и вечной душевной погибели слишком многих государевых подданных, чтобы в справедливости казни можно было хоть на миг усомниться [361].

15 апреля Федор Алексеевич, как и обещал церковному собору, переложил в специально изготовленный новый ковчег Ризу Господню — подарок иранского шаха. 16–го числа царь в последний раз вышел из комнат: к заутрене в Успенский собор на праздник Светлого воскресения. Двор сопровождал его в новых золотых кафтанах европейского образца. Официальные записи конца царствования свидетельствуют, что укрепление церковного благочиния было важнейшей задачей умирающего государя, хотя в то же время в Москве заседало несколько законодательных комиссий, решения которых выносились на Земский собор.

Во всех этих делах влияние патриарха, по единодушному мнению историков, было чрезвычайно велико. Однако поскольку сами реформы оставались скрытыми туманом позднейших легенд, действительная позиция Иоакима до последнего времени была неизвестна. Именно ярые сторонники и противники патриарха внесли изрядный вклад в искажение реальных событий 1681—1682  гг., естественно, уделив великой миссии Иоакима особое внимание. На первое место выдвигается обычно отмена местничества — с него и начнем.

12 января 1682 г. царь Федор Алексеевич с патриархом, освященным собором и всеми думными людьми изволил навечно уничтожить древний обычай назначения на должности согласно «случаям» службы представителей каждого знатного рода, записанным в специальные разрядные книги. Служить «ниже» кого–либо, чьи предки или родичи не были исконно «выше», считалось местнической «утяжкой» и вело к позору всей фамилии, понижению ее места при дворе. Современный событиям историк Сильвестр Медведев, подробно описав торжество по поводу отмены местничества, привел пространные речи царя, патриарха и бояр, единодушно обличавших этот пагубный обычай и «единым сердцем» восхвалявших наступающее «умножение любви между человеки».

В «Созерцании» Сильвестра Медведева ярко изображено сожжение местнических книг духовенством, передано красноречивое увещевание Иоакима с грозой «тяжкого церковного запрещения и государева гнева» тем, кто воспомянет старый обычай, и т. д. В записях Разрядного приказа, фиксировавших основные события при дворе, значительно более скромно отмечено, что государь указал «всем чинам у всяких дел быть без мест и отеческих дел впредь отнюдь не вчинать», а соответствующие документы действительно «сожгли власти в Передних сенях в печи». Поскольку рекомендация об отмене местничества исходила от выборных представителей дворянства, решение было оформлено как «соборное деяние», подписано «самодержавною государевой рукою», духовенством и думцами, о чем в тот же день объявлено энергичным царским указом [362].

Историки были совершенно покорены рассказом Медведева и дружно убеждали читателей в величайшем значении этого деяния, не обращая внимания на то, что, кроме исторического публициста Сильвестра, нашедшего в описании событий повод изложить собственные политические взгляды и дать высокую оценку роли инициатора событий князя Василия Васильевича Голицына, никто из современников, внимательно следивших за жизнью царского двора, отмены местничества попросту не заметил. Даже реформа одежды бурно обсуждалась и вызвала десятки откликов — а конец многовековой традиции не удостоился и капли чернил!

Удивляться тут нечему: к моменту своей отмены местничество практически вышло из употребления и лишь изредка» с большим риском для карьеры, использовалось отдельными скандальными личностями. Сам Медведев рассказывает (и документы подтверждают), что еще при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче очень часто объявлялась служба «без мест», но «совершенно то не успокоено для бывших тогда многих ратных дел». Федор Алексеевич практически всегда, от военных, дипломатических и дворцовых назначений до крестных ходов