Русские народные сказители - [4]
Видимо, поистине "гений и злодейство — две вещи несовместные". Настоящий талант всегда дается человеку с высокими душевными качествами.
Каждый из сказителей — это яркая индивидуальность. Индивидуальность и в человеческом, личностном плане, и в творческом. Настоящий мастер долго накапливает свой устно-поэтический репертуар, отличающий его от другого, пусть также выдающегося знатока фольклора. Годами шлифуются сказочные и былинные формулы, рождаются рифмы и приговорки.
Русская сказочная традиция знает исполнителей эпиков, реалистов, балагуров, шутников. Одни сказители предпочитают длинную ("долгую") волшебно-фантастическую или богатырскую сказку, строго соблюдают троичность повторяющихся эпизодов, богато расцвечивают свою речь сказочными формулами. В нашем сборнике таковым сказочником является помор М. М. Коргуев. Другие предпочитают своеобразный сказочный "реализм", вводят в сказку несвойственный ей психологизм героев, смело пользуются новой, недавно вошедшей в их обиход лексикой. Эти черты присущи сибирскому сказочнику Е. И. Сороковикову. Третьи в классической богатырской сказке сумеют подчеркнуть социальные мотивы и тем самым выразить свое отношение к народным угнетателям. Примером такого рода сказителя может считаться русский сказочник, белорус по крови, царским правительством заброшенный в Олонецкую губернию, Ф. П. Господарев. Есть сказочники, которые те же волшебные сюжеты расскажут лаконично, динамично, строя все повествование на диалогах героев и "играя" словом и рифмой. Такова воронежская Куприяниха. Сказочник-балагур, например, псковский мужик Ерофей Семенович длинной фантастической сказке предпочтет короткий анекдот.
То же разнообразие типов сказителей мы встречаем и среди старинщиков. Бережное отношение к классическим героическим былинам у одного соседствует — с предпочтением старин озорного содержания у другого сказителя. Спокойная эпичность строгого знатока былин уживается с сатирической трактовкой тех же сюжетов другим исполнителем.
Фольклорное произведение живет в своих вариантах. Один текст может быть лучше, другой — хуже, один более артистичный, художественный, другой менее яркий. Все зависит от сказителя, от его мастерства и таланта. Два сказителя предлагают своим слушателям разные версии одного и того же произведения, акцентируют внимание на разных деталях, используют свой особый набор ярких формул. Словом, былина или сказка на один и тот же сюжет в устах двух талантливых сказителей становится двумя разными произведениями.
В нашем сборнике иллюстрацией этого положения может стать былин. "Илья Муромец и Идолище", данная в вариантах кижского сказителя Т. Г. Рябинина и пинежанки М. Д. Кривополеновой.
В былине Т. Г. Рябмнина действие происходит в Киеве. Идолище поганое приезжает в стольный Киев-град и требует себе поединщика. На бой с ним вызывается ехать Илья Муромец: ведь ему на бою смерть не писана. Выехав на битву. Илья сделал ошибочку: не взял с собой палицы булатной, поэтому, повстречав калику Иванище, он угрозами заставляет того отдать ему клюку в девяносто пудов. Под видом калики Илья Муромец является к Идолищу поганому. Идолище расспрашивает его, сколь велик русский богатырь Илья Муромец. Тот отвечает: "Столь велик Илья, как и я". Далее идут расспросы о том, сколько Илья ест и пьет. Илья Муромец насмехается над Идолищем, намекая тому, что его ждет судьба "коровы едучей", которая лопнула, так как много пила-ела. Идолище, рассердившись, метает в героя кинжалище булатное, но богатырь, увернувшись, убивает врага шляпой земли греческой.
Этот же сюжет у М. Д. Кривополеновой звучит совершенно иначе. Чудище поганое захватывает Царь-град, полонит царя Константина Атаульевича и его жену княгиню Апраксею. Весть об этом доходит до Ильи Муромца, живущего в Киеве. Он отправляется на выручку. По дороге встречает калику, с которым меняется платьем, причем калика добровольно идет на обмен. В образе калики Илья Муромец приходит к Чудищу. Здесь происходят уже знакомые нам расспросы Чудища об Илье Муромце (каков он, сколько хлеба ест). Идолище хвастает, что он легко Илью Муромца побьет ("На долонь посажу, другой ро́схлопну — у его только и мокро пойдет"). Илья-калика "шляпкой воскрынцатой" побивает Чудище поганое. Слуги змеища хватают Илью Муромца и заковывают его в железа немецкие, однако, собравшись с силами, герой разрывает цепи, освобождает Константина Атаульевича и княгиню Апраксею, возвращается к тому месту, где он оставил калику, меняется с ним платьем и уезжает домой.
Как видим, в этих двух текстах значительные несовпадения: Киев — Царь-град; Владимир — Константин Атаульевич; угроза Киеву и вызов поединщика со стороны Идолища — захват Царь-града, пленение царя и царицы; встреча с каликой и отобрание у него клюки вместо боевой палицы — добровольный обмен платьем и т. д. Устное бытование в рамках традиции одного и того же сюжета рождает многочисленные его редакции. И в создании различных версий важную роль на всех этапах жизни эпоса играли сказители.
Один из "кирпичиков", который составляет живописное полотно старин, — это так называемые типические места, клише, переходящие из одного сюжета в другой. Примером такого типического места может служить мотив седлания богатырем своего коня. Т. Г. Рябинин и его преемники для своих былин выработали следующую формулу:
