Русские народные сказители - [2]
Знание сказок или былин, умение красиво обставить свадебный, обряд или же по-настоящему художественно выразить горе по поводу смерти близкого человека высоко ценились русским крестьянством. Часто это знание, помогало сказителям в жизни, Даровитая плачея специально приглашалась на богатые свадьбы и получала за это определенное вознаграждение. Сказочника охотно пускали в дом переночевать, надеясь услышать от него новую сказочку.
Интересный случай произошел с сибирским сказочником Н. Н. Мурашовым. Измученный долгой дорогой, он попросился на ночлег в один дом, обещая хозяину рассказать сказку. "Хозяин дал Мурашову постель (подник и подушку); — пишет собиратель А. Гуревич, — и приготовился слушать сказки ночевщика. Усталый Мурашов, борясь со сном, пытался, как мог, удовлетворить художественные запросы своего хозяина. "Спать хочется, намаялся, Маленько скажу да усну". Хозяин вынул (забрал. — Т. И.) подушку.., вынул подник: "...Как барина положил, а ты не хочешь сказывать!" Так и не рассказал Мурашов своих обещанных сказок. Усталый заснул. Кончилось это, правда, миролюбиво... "А хошь, так я скажу тебе", — предложил Мурашов утром хозяину. "Мне сейчас на работу идти надо ответил ему хозяин"[3].
Особый почет был сказителям на промыслах. В северных районах страны осенью и зимой на несколько недель и даже месяцев мужчины отправлялись на Белое море на лов морского зверя, на озера, богатые ценной рыбой, или же на лесозаготовки. Световой день, позволяющий вести работы, в это время года был короток. Времени свободного оставалось много, И, собравшись в промысловых избушках, люди ждали встречи со сказкой или былиной. "Вот тут-то и выступают на сцену, — пишет Н. Е. Ончуков, — сказочники и старинщики, которых, говорили мне нарочно старается всеми мерами залучить в артель составляющий ее староста. В хорошем старинщике на осеновьях (осенняя пора ловли рыбы. — Т. И.) такая потребность, что старинщики пользуются некоторыми преимуществами в совершенно равноправной артели... Старинщику, например, не поручают особенно трудную часть работы, и они делают в артели то, что обыкновенно исполняют малолетние и подростки..; при разделе добычи старинщику, особенно угодившему своими стараниями артели, возможно что дается и до некоторой степени лучшая часть добычи"[4].
Знаменитый знаток былин Т. Г. Рябинин в молодости бывал на рыбных промыслах на Ладоге. Здесь в свободные минуты вокруг него собирались любители послушать старины. Его охотно подменяли на дежурстве у лодки, лишь бы Рябинин сказывал свои былины. "Если бы ты к нам пошел, Трофим Григорьевич.., мы бы на тебя работали; лишь бы ты нам сказывал, а мы тебя все бы слушали"[5], — говорили сказителю рыболовы.
О таком же отношении к сказке на промыслах и лесозаготовках вспоминает сказочник М. О. Дмитриев: "Вот придешь, попьешь, поешь, — спать-то ведь надоест. Вот и сказываешь. Один сказку хорошу сказал, другой, чтобы лучше. Так, как соревнование. Чьи сказки скажутся лучше, — того больше и просят, тому и уважение было"[6].
Подобное отношение к сказочникам отмечали собиратели и в Сибири. "Раньше рассказывали сказки на охоте. Сказочника уважали. На почете был, не давали ему ни заряды делать, ни дрова готовить. После ужина кто пули льет, кто заряды делает, а он рассказывает. Быть может, и охотник плохой, а сказки рассказывает, его берут и поровну делят пай"[7].
Возникает вопрос: является ли почет, оказываемый сказителям, лишь данью уважения их таланту? Не стоит ли за почтительным отношением к исполнителям былин и сказок каких-то древних языческих представлений?
Ученые установили, что в давние времена существовала религиозно-магическая функция сказок, которые "должны были воздействовать в желательном направлении на лесных духов"[8]. Сказки (и былины) рассказывались, как правило, вечером, то есть в то время, когда особенно активно, по мнению язычества, проявляют себя лешие, водяные, домовые, банники — все те духи, от которых зависит удача в охоте и рыбной ловле, хорошая и бесперебойная работа мельницы, благополучие домашнего скота.
В промысловой избушке некогда мастера сказок вели свои повествования, чтобы отвлечь внимание лесных духов от охраны зверей. Лесной божок незримо приходит к охотничьему костру, внимательно слушает людские повествования, забывает о своих зверях, — те и попадаются в силки. Так рассуждали некогда охотники.
На мельнице сказки когда-то рассказывались для водяного, чтобы он не сердился, что человек использует для своих нужд воды его реки.
Магическая функция, без сомнения, была присуща и песенному эпосу. Во многих районах старины пелись весной во время великого поста, в период, когда люди, готовясь к пахоте, стремились заручиться поддержкой мира предков. Отдельные сюжеты былин исполнялись в функции коляд и виноградин — магических песен святочного периода. В святки человек также стремился войти в контакт с потусторонним миром, чтобы обеспечить себе урожай в новом году[9]. На промыслах пение былин, вероятно, также предполагало воздействие на лесных духов.
Таковы языческие магические функции сказок и былин. И естественно, что в представлении древнего русича сказитель был связан с миром предков. Возможно, что когда-то сказитель почитался как жрец или волхв; в XIX — начале XX в. он порой считался колдуном. Т. И. Сенькина, исследовательница русской сказки в Карелии, приводит интересные сведения об известном сказочнике 1930-х гг. И. Ф. Мишкине. Односельчане верили, что он знался с "лесным" (лешим)
