Русские народные песни - [115]

Сверкайте штыками, грозите войсками —

Спасти вас не могут казармы с тюрьмами,

Ваш собственный страх не сковать вам цепями, —

И стыд, и страх, и месть вам, тираны!

От пролитой крови заря заалела,

Могучая всюду борьба закипела,

Пожаром восстанья объяты все страны, —

И смерть, и смерть, и смерть вам, тираны!

71. «Слезами залит мир безбрежный...»

Слезами залит мир безбрежный,

Вся наша жизнь — тяжелый труд,

Но день настанет неизбежный,

Неумолимо грозный суд!

Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом!

Над миром наше знамя реет

И несет клич борьбы, мести гром,

Семя грядущего сеет.

Оно горит и ярко рдеет —

То наша кровь горит огнем,

То кровь работников на нем.[70]

Пусть слуги тьмы хотят насильно

Связать разорванную сеть,

Слепое зло падет бессильно,

Добро не может умереть!

Бездушный гнет, тупой, холодный,

Готов погибнуть, наконец.

Нам будет счастьем труд свободный,

И братство даст ему венец.

Смелей, друзья! Идем все вместе,

Рука с рукой, и мысль одна!

Кто скажет буре: «Стой на месте!»

Чья власть на свете так сильна?

Долой тиранов! Прочь оковы,

Не нужно гнета, рабских пут!

Мы путь земле укажем новый,

Владыкой мира будет труд!

72. «Как четвертого числа нас нелегкая несла смуту унимать...»

Как четвертого числа

Нас нелегкая несла

Смуту унимать.

Рано утром нас взбудили,

Не кормили, а поили

Водкою одной.

Много силы у солдата,

Но давить родного брата

Можно лишь спьяна!

Подготовив понемногу,

Повели нас в путь-дорогу —

К Невскому пошли.

Здесь в дворы нас засадили

И накрепко запретили,

Чтобы не шуметь.

Не по нас была засада —

Земляков брала досада

На такой приказ.

Много, мало ли сидели,

Втихомолку, не галдели…

Слышь, команда нам:

«Выходите на тревогу,

Фараонам на подмогу,

Клейгельс ослабел!»

Вышли мигом на свободу,

Видим: тысячи народу,

Весь народ шумел.

Тут и вольный, и военный,

И бродяга, и поштенный —

Все шумели тут.

Сперва начали студенты,

Подхватили теллигенты,

Пособил народ.

Храбрый Клейгельс-генерал

Все подале удирал

И с коня кричал.

А Вяземский-генерал —

Тот на Клейгельса кричал:

«Слушайте меня!»

«Ваше… ство, не смейте драться,

Ваше… ство, не сметь мешаться

Не в свои дела!»

«Смирно! стой!» — кричит удельный,

«Бей, топчи!» — вопит бездельный

Клейгельс-генерал.

Молоток пошел тут в дело,

Офицерику влетело —

Кровью залился.

Кутерьма затем стряслася,

Драка, свалка началася!

Бросились и мы.

Безоружных колотили,

По башкам их молотили,

Словно на току!

Полилася кровь ручьями,

Заливалися слезами

Многие тогда…

Эх, солдатская ты доля!

Кабы наша была воля, —

Разве бы пошли!

Не зазорно ль для солдата

Колотить не супостата,

А честной народ?

И калечить всех стараться,

И над бабой надругаться,

Это ль в похвалу?

Как пришли домой мы в роту,

Принесли одну заботу —

О своем грехе.

«Эх, отцы вы командиры,

Опоганили мундиры,

Чистые досель!»

Автор песни не установлен. В ее содержании отразились события 4 марта 1901 г., когда войска и полиция разогнали демонстрацию рабочих и студентов около Казанского собора в Петербурге. Размер и первые строки песни были заимствованы из «Севастопольской песни» Л. Н. Толстого.

73. «Много песен слыхал я в родной стороне...»

Много песен слыхал я в родной стороне —

Не про радость — про горе там пели,

Из тех песен одна в память врезалась мне,

Это песня рабочей артели:

        Ой, дубинушка, ухнем,

        Ой, зеленая, сама пойдет,

        Подернем, подернем да ухнем![71]

Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,

Изобрел за машиной машину,

А наш русский мужик, коль работать невмочь,

Так затянет родную дубину.

И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям

Эта песня идет по наследству,

К ней в беде прибегает наш русский народ,

Как к последнему верному средству.

Умирая, отец на дубовой скамье

Завещает любезному сыну

Лишь тупую покорность суровой судьбе

Да унылую песнь про дубину…

На Руси святой жандармерии рой,

Рой шпионов летает, как туча,

Залетает в дома, пробуждает от сна,

Поднимает народ наш могучий.

По дороге большой, по большой столбовой,

Что Владимиркой век уж зовется,

Звон цепей раздается глухой, роковой

И «Дубинушка» стройно несется…

Есть на Шипке курган, занесенный кругом,

Кости русские там не догнили —

В именины царя, чтоб ему угодить,

Сорок тысяч солдат уложили.

Именинный пирог из начинки людской

Брат подносит державному брату…

А в России голодной, в России глухой

Снег заносит крестьянскую хату…

Виды видывал я на чужой стороне,

Но нигде я не видел такого,

Чтобы всякая дрянь на мужицкой спине

Выезжала, да так бестолково.

Но настанет пора, и проснется народ,

Разогнет он могучую спину,

И в подарок царю он с собой принесет

Здоровей да покрепче дубину…

Вариант «Дубинушки» эпохи 900-х гг. и революции 1905. г. (песенник «Песни революции», 1917).

74. «За годами года проходили чредой...»

За годами года проходили чредой,

Изменялась родная картина,

И дубина с сохою ушли на покой,

Их сменила царица-машина.

        Эй, машинушка, ухнем,

        Эй, железная, сама пойдет,

        Наладим, да смажем,

        Да пустим![72]

Старый строй разрушал капитал-властелин,

С корнем рвал он дворянские роды,

Мужиков и ребят из родных палестин

Гнал на фабрики, верфи, заводы.

Где дворянская жизнь, что лилася рекой?

Уж не гнутся на барщине спины,

Правит Русью купец с золотою казной,

Мужиков обратил он в машины.

Знать, английский урок не пропал, пошел впрок,