Русские народные говоры - [8]
— п’еку́т, ст’ер’егу́ — ст’ер’ег’о́ш — ст’ер’ег’о́т — ст’ер’ег’о́м — ст’ер’ег’от’е — ст’ер’егу́т и под. И вот такое образование данных форм можно встретить не только в огромном числе совершенно различных говоров, но и в городском просторечии. Известно, например, что в просторечии Москвы широко распространены такие формы, как жг’ош, зажг’о́т’е, т’ек’о́т и т. д. Следовательно, подобное явление уже нельзя просто прикрепить к тому или иному диалекту и считать его специфической чертой определенного говора.
Таким образом, среди явлений, присущих различным русским диалектам, надо видеть факты разного порядка: одни из них представляются не только чисто диалектными особенностями, но и могут считаться определяющими общий облик говора; другие, являясь также диалектными, в отличие от первых, не могут определять общего характера диалекта, так как они или распространены в совершенно различных русских говорах, или, наоборот, известны слишком небольшому их числу; третьи, наконец, вообще выходят за рамки собственно диалектных явлений, проникая в устно-разговорную речь или просторечие.
2
Кроме того, говоря о современных русских диалектах, следует иметь в виду и еще одно обстоятельство.
Если в языке существуют относительно обособленные и целостные диалекты, то при нанесении на географическую карту границ распространения диалектных особенностей можно установить совпадение пределов распространения одной диалектной черты с пределами другой, третьей и т. д. В этом случае границы между отдельными диалектами будут очерчены вполне отчетливо и каждый диалект будет отличаться от другого совокупностью таких особенностей, наличие которых свойственно одному из них и совершенно не свойственно иному.
Однако такого совпадения границ распространения отдельных диалектных явлений в говорах современного русского языка почти не встречается. Чаще возможно установить перекрещивание этих границ и постепенный переход от одной диалектной группы к другой. Это обстоятельство привело к тому, что некоторые лингвисты пытались вообще отрицать наличие русских диалектов, признавая при этом существование лишь отдельных диалектных особенностей в русском языке. Однако эти попытки не могут считаться верными. Дело заключается в том, что и при наличии перекрещивающихся, не совпадающих друг с другом границ распространения отдельных диалектных особенностей все же возможно установить так называемый «пучок изоглосс», т. е. определенную совокупность явлений, характеризующих диалекты на данной территории. Диалектные явления не существуют отдельно друг от друга и в отрыве от системы языка, они всегда связаны с иными диалектными явлениями и входят в общую систему языка. Совокупность диалектных явлений на той или иной территории, отличная от совокупности иных явлений на другой территории, дает возможность утверждать наличие определенного диалекта, распространенного именно на этой территории и отличающегося от диалекта, распространенного на иной территории.
Таким образом, нельзя отрицать наличия диалектов в русском языке, но вместе с тем надо видеть и то, что возможная в прошлом более или менее четкая обособленность их друг от друга ныне постепенно сглаживается. Это связано не только с влиянием литературного языка на говоры в наши дни, но и с давним сближением разных русских диалектов между собой.
Диалекты русского языка и их особенности
Как уже говорилось, все современные русские говоры делятся на два основных наречия — на северновеликорусское и южновеликорусское. Языковая противопоставленность этих наречий совпадает и с противопоставленностью этнографической: с различиями в постройках, домашней утвари, одежде и т. п. Это дает возможность говорить о двух этнических группах русского населения — северной и южной.
Однако северновеликорусское и южновеликорусское наречия не граничат одно с другим непосредственно; между ними узкой полосой располагаются средневеликорусские переходные говоры, возникшие в относительно более поздний исторический период.
Северновеликорусское и южновеликорусское наречия различаются по целому ряду признаков. Средневеликорусские говоры по одним чертам сближаются с северновеликорусскими, отличаясь от южновеликорусских, а по иным — сближаются с южновеликорусским наречием, отличаясь от северновеликорусского. В то же время внутри северновеликорусского и южновеликорусского наречий, а также внутри средневеликорусских говоров можно установить наличие разных диалектных групп, отличающихся друг от друга рядом специфических черт.
Рассмотрим каждое наречие русского языка и средневеликорусские говоры в отдельности и попробуем установить те основные диалектные особенности, которые им присущи.
1. Северновеликорусское наречие
Это наречие распространено в северных областях Европейской части СССР, начиная от побережий Баренцова и Белого морей и доходя на юге почти до Москвы (южная граница северновеликорусского наречия проходит в 70 километрах от Москвы, в районе Загорска). Кроме того, северновеликорусские говоры распространены на Урале и в Сибири. Правда, сибирские говоры находятся в несколько особом положении по сравнению с иными северновеликорусскими говорами
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.
Виктор Топоров (1946–2013) был одним из самых выдающихся критиков и переводчиков своего времени. В настоящем издании собраны его статьи, посвященные литературе Западной Европы и США. Готфрид Бенн, Уистен Хью Оден, Роберт Фрост, Генри Миллер, Грэм Грин, Макс Фриш, Сильвия Платт, Том Вулф и многие, многие другие – эту книгу можно рассматривать как историю западной литературы XX века. Историю, в которой глубина взгляда и широта эрудиции органично сочетаются с неподражаемым остроумием автора.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.