Русские. Нация, цивилизация, государственность и право русских на Россию - [4]

Как два ясные соколы

В едино место слеталися.

Помогай Бог молодцу

Дворянину русскому!

(На литовском рубеже)

Не труба трубит звонка золота,

Как возговорит Православный Царь.

«Ой вы, русские добры молодцы!

Вы седлайте все ретивых коней,

Надевайте вы сабли вострые,

Что идет злодей на святую Русь!

Есть ли Минины и Пожарские?..

(Песня ополченцев 1812 года)

Напористый субстантив «русский» становится в XIX–XX вв. знаменем именно национального образа мысли, символом националистического направления у деятелей русской культуры – славянофилов, почвенников, национал-государственников. И прилагательные и существительные со словом «русский» означают человека определенного образа мысли: «русское воззрение», «русское направление», «истинно русские», «русская партия».

Кто же такие русские?

Кто такие русские? Этот вопрос любят задавать с подковыркой всевозможные недоброжелатели русских, полагающие, что на этот вопрос невозможно найти ответ. В «Декларации русской идентичности» принятой «Всемирным русским народным собором» в 2014 году дана если не окончательная, то, в целом, довольно удачная формула:

«Русский – это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа».

Если человек не считает себя русским, то обсуждать с ним его русскость бессмысленно. Если человек, подобно Протею, манипулирует своей идентичностью, то он русский, то финн, то друг степей калмык, если из его непрерывно меняющейся родословной то наступают ордой кочевники, то приплывают в варварскую страну просвещенные мореплаватели, то очевидно, что русским он себя не считает.

Если человек не говорит и не думает на русском языке, то отсутствует тот процесс непрерывной актуализации идентичности, который происходит в соприкосновении с языковой стихией.

Если человек не ощущает солидарности с русским народом, если ему чуждо чувство братства с представителями своего народа – братства помимо классовых, имущественных, образовательных границ, то «он был средь нас чужой».

Нация – не организация со свободным членством. В основе своей это связь поколений, прошлых и будущих, традиция, которая передается через рождение, воспитание, приятие наследия предков. Чтобы народ создал великую культуру, приобщаясь к которой выходцы из других народов хотели бы бормотать даже на смертном одре «строчки из Александра», необходимо, чтобы в основе этой культуры лежала живая, передающаяся от отца к сыну традиция, чтобы первое чувство национального самоопределения возникало с первой материнской колыбельной. Должно быть то чувство особенности, которое до конца не растворяется во всеобщности глобального Вавилона.

На первый взгляд, в наш секулярный век некоторым может показаться проблематичной формула о православии. Однако она абсолютно корректна. В текущей реальности можно быть агностиком, атеистом, даже, наверное, неоязычником (но сразу скажу – не нужно). Но нация – это согласие живых и мертвых, потомков и предков. Русский человек не может отвергать и оплевывать большую часть своих предков, а они с конца Х по начало ХХ века все были православными христианами, а большинство из них остались таковыми и после этого рубежа.

Когда мы говорим о православии, как о факторе, создающем русскую культуру, речь не столько о личном религиозном самоопределении человека, которое он, в конечном счете, обсудит с Богом на Страшном суде. Мы говорим об исторической религиозной традиции народа.

Религиозная традиция – это, к примеру, пространственная этническая и цивилизационная кодировка, разметка «нашего» и «не нашего». Европа – это пространство, где высятся готические соборы. Европа без устремленных ввысь стрельчатых арок – какая-то не настоящая, второсортная. Мир ислама соткан из бесчисленных голосов муэдзинов, переплетающихся в пространстве между минаретами. Русское пространство – это золотые главы и шатровые колокольни. Где они есть, – там Русь. Там, где их не видно, где они уничтожены, теряется и русское качество пространства, оно впадает в забытье.

Наши предки это отлично понимали, и поэтому особым русским направлением церковного зодчества стал шатровый стиль – обращенный не вовнутрь, как византийский храм, а наружу, в экстерьер, подобно Василию Блаженному или церкви Вознесения в Коломенском. Задача такого храма – обозначить присутствие Божие, присутствие православной веры в окружающем ландшафте.

Когда, готовясь к грандиозному Казанскому походу, русские рати ставили на волжском мысу крепость Свияжск, то заранее подготовлены были и спущены затем по реке срубы стен, домов и церквей. Церковь должна была встать на новом рубеже одновременно с городом. Потому что – как обозначить иначе пришествие русского народа? Произнесите мысленно: «русский пейзаж». Что представится вашему умственному взору? Петляющая речка. Один берег низкий, луговой, другой – высокий, поросший лесом. И там, на горе, обязательно видна небольшая церквушка, увенчанная шатром или луковичной главкой.