Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели - [33]

Поужинав вечером в темноте английскими консервами, которые при свете дня оказались с зеленым оттенком, они серьезно отравились: рвота, понос, сильные боли. Не очень-то верила Антанта в успех Врангеля, поставляя ему продовольствие по принципу: «На тебе боже, что мне негоже». Пришлось моему деду исправлять плохие дела английских армейских интендантов — еле отпоил красноармейцев кислым молоком. Вскоре подошли красные части, и эти люди ушли с ними.

А по дороге было раскидано целое богатство: патроны, гильзы, брошенные винтовки, подсумки и сумки. Я даже нашел офицерский мундир с приколотой к нему медалью и крестом и винтовку без патронов, которую отдал деду. Увлекшись этим занятием, я прозевал главный трофей. На станции в Ахтарях врангелевцы оставили 82 вагона, загруженных военным имуществом. Особенно много было шинелей в тюках — барон явно собирался воевать долго, ботинок, медикаментов, консервов и боеприпасов. Два часа, разделявшие в Ахтарях смену власти белых на власть красных, стали для многих ахтарцев настоящим звездным часом. Открыв двери вагонов, ахтарцы волокли по улицам станицы, не считаясь с тяжестями, всякое войсковое имущество. Не стану говорить, как пригодились бы в многодетной семье вдовы красноармейца шинели или ботинки. И это было бы справедливо. Но наша мать Фекла Назаровна, даже в самых сложных ситуациях исповедующая заповеди христианской морали, так скомпрометировавшей себя в двадцатом столетии, по принципу: «Не укради», сама не пошла и детей не пустила на станцию.

Первым вошел в станицу эскадрон под командованием Синельникова, ахтарца, студента-революционера, сына местного мелкого торговца, которого здесь хорошо знали. Совсем молодой, лет двадцати с небольшим, Синельников, ушедший еще в 1918 году с Четвертым Ахтарским красным полком и вернувшийся в родную станицу на красивом коне, хорошо одетым и отлично выглядевшим, выступая с тачанки, произнес на митинге, проходившем на базарной площади, как тогда водилось, пламенную речь о разгроме белой своры и утверждении свободы трудового народа.

Если бы дело было только в белой своре, во времена наступившей уже надолго, до 1942 года, советской власти! Большинство жителей станицы радовались этой перемене, а сам Синельников произвел на всех очень приятное впечатление. Больше о Синельникове, так ярко мне запомнившемся, я ничего не слышал — эскадрон вскоре ушел. Казаки снова бежали в приазовские плавни и камыши, организовав там целую гирлянду банд по интересам: банда «зеленых», банда «белых», банда «Рябоконя» и другие. Несколько лет, до самого 1926 года, они орудовали в приазовских плавнях, грабя и убивая чаще всего ни в чем не повинных людей. Нередко борьба с этими бандами приобретала драматический и противоречивый характер. Должен сказать, что все прошедшие потрясения породили массу двурушников и провокаторов, которые нередко находили, будучи людьми не без способностей, немалое удовольствие в исполнении этой своей роли. Жизнь преподносила сюрпризы.

На все Ахтари была известна громогласная женщина — вдова погибшего красноармейца-казака, которую за грубый голос, им она на митингах произносила речи, в основном требуя материальной помощи оставшимся без отца, как и я с братьями и сестрой, пятерым детям, назвали «Ротатой Марфой». Я еще восхищался боевой женщиной, умеющей постоять за свою семью, в отличие от нашей тихой и покорной своим родственникам матери. Широко открытый рот Марфы, трубный глас, вырывающийся из него, и яростная жестикуляция приводили в экстаз довольно флегматичных ахтарцев. Думаю, что, живя в большом городе, Марфа могла бы далеко пойти. Как и ныне, наступали времена, когда такие люди входили в большую цену — казалось, вздрагивает даже площадь, на которой Марфа в очередной раз клеймит всех подряд. И добивалась своего: получала помощь для своих детей от советской власти: муку, сало, постное масло и другие продукты, которые сразу же переправляла в банду Рябоконя, где обзавелась постоянным любовником.

Должен сказать, что именно после разоблачения «Ротатой Марфы» я как-то перестал верить людям, говорящим уж слишком громко и слишком пламенно. Это недоверие сохраняю и по сей день.

К этому времени ВЧК накопила уже определенный опыт, и «Ротатая Марфа» попала в сферу ее интересов. Скоро выяснилось, что Марфа — связная, которая поставляет в банду не только продовольствие, но медикаменты, и разведывательные данные. В Ахтари прибыла бригада бывалых чекистов и эскадрон всадников, людей с резкими движениями и пронзительными взглядами, одетыми в кожаные куртки. Банда Рябоконя, имея надежного агента в Ахтарях, совсем обнаглела. Темной ночью в марте 1922 года «Ротатая Марфа» привела чекистов и красноармейцев на своем «хвосте» прямо в расположение банды. После ночного боя в районе станицы Гривенской «Ротатая Марфа» была захвачена вместе с частью бандитов. Она не смирилась и как гиена бросалась на наших бойцов, ругаясь и оскорбляя их. Но ораторские способности на этот раз не выручили «Ротатую Марфу». Разговор был короткий. О гуманизме тогда подзабыли и «Ротатую Марфу», согласно приговору «тройки» ВЧК, вместе с двумя десятками казаков расстреляли на северной окраине Ахтарей, в глубоких нишах, оставшихся в обрыве, ведущем к морю, где после высадки Врангеля и во избежание ее повторения почти год стояли шестидюймовые морские орудия, снятые с кораблей вместе с башнями. Детей «Ротатой Марфы» отдали в детские дома.