Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели - [32]

Кстати, не в обиду будет сказано землякам-кубанцам и соотечественникам-россиянам, мой родной край да и вся Россия нередко напоминала мне это доисторическое существо: маленькая голова с таким же интеллектом и огромное туловище с раздутым желудком. Слишком мало думали мы в своей истории. А правда такова: именно такие Борисы вершили в ней все, а не прославленные чудо-молодцы.

Но вернемся к белой армии, в беспорядке отступающей по кубанской степи. На другой день после начала ее отступления дед Яков послал меня пасти коров километра за три от дороги, от греха и голодных офицеров подальше, к лиману Комковатому, в районе третьей железнодорожной будки, неподалеку, через пересыхающий лиман, от местности, называемой сейчас «Курдами». Дед посылал меня подальше от беды, но недаром Наполеон говорил, что на войне самое безопасное место в гуще схватки. Я попал как кур в ощип. Именно в районе лимана Комковатого красная конница пыталась осуществить охватывающий маневр, подступая к Ахтарям. Все началось с кудрявых шрапнельных разрывов, беззвучно возникающих километрах в двенадцати от меня по ходу движения белых колонн, с явным недолетом. Белые разрывы на голубом небе были очень красивы.

Однако действие сразу же переместилось на грешную землю, да еще в район моего стада коров. Степь слегка загудела под копытами конного разведвзвода белых, приближавшегося со стороны дороги. На пике трепетал трехцветный российский флажок. Как на грех, из-за зарослей кукурузы в этот же момент выехала разведка красных с соответствующим флажком на кончике пики. И здесь мне пришлось увидеть то ужасное, что так поразило Толстого в молодости, под названием война, а иначе говоря, взаимное убийство друг другом людей, в общем-то не имеющих лично к противнику никаких претензий. Потом, в воздушных боях, мне приходилось не раз стрелять и попадать, но тогда это было первое и самое ужасное детское впечатление. На секунду разведки застыли, потом командиры какими-то нечеловеческими голосами подали команды, и шашки покинули ножны. Набирая скорость по загудевшей, вечной земле как некогда скифы навстречу сарматам, навстречу друг другу летели два конных отряда с одинаковым криком «Ура» — «Смерть» по-монгольски. Четыреста метров, разделявших отряды, они преодолели в мановение ока. Отряды перемешались и, взаимно погасив скорость друг друга, кружились на одном месте. Всадники неистово рубили друг друга, попадая по шеям коней. Раздавались нечеловеческие проклятья и вопли. Длилось это всего две-три минуты. Я стоял, остолбенев и похолодев от ужаса, даже не заметив, что мои коровы задали стрекача. От ближайших всадников меня отделяло метров пятьдесят. Стресс был настолько силен, что я снова стал сильно заикаться, как и после пожара.

Вскоре белые не выдержали и кинулись наутек, оторвавшись метров на сто от неприятеля. С хриплыми воплями красные погнались за ними, стреляя вдогонку из винтовок, и вскоре вся срежиссированная гражданской войной ужасная сцена исчезла с глаз маленького пастушка, перед которым вдруг приоткрылась лишь малая часть страшной жизненной правды. На поле боя остались брошенными четыре зарубленных бойца, неизвестно, красные ли, белые ли, двое стонущих раненых, трое лошадей, одна с отрубленной головой, две покалеченных сабельными ударами поломанные пики, винтовки, полевые сумки. Имущество это стало добычей крестьян, трудившихся на окрестных токах. Но трофеи еще нужно было уметь взять.

Крупным специалистом в этой области показал себя мой дядька Гришка Панов. Найдя на поле боя винтовку, он привязал ее к ноге веревкой и, следуя к нашему табору, тянул ее, незаметную для ненадежных соседских глаз, километра полтора. С тех пор у нас появилась винтовочка, из которой мы постреливали по ночам ради развлечения и предупреждения незваным гостям.

Как известно, с вооруженными людьми не спорят. Не спорили и мы с белыми офицерами, заходившими в наш степной табор, стоящий на большой дороге, и забиравшими все, что им требовалось: хлеб, молоко, сливочное масло, телеги, скот. Начни возражать — пристрелят и фамилии не спросят. Потому, как я уже рассказывал, весь скот угнали подальше. Как-то вечером в наш табор зашли пленные красноармейцы, переделанные в белогвардейцев. Им выдали новенькую английскую форму, оружие, снабдили английскими консервами и печеньем, поместившимся в добротные кожаные сумки. На поход барона Врангеля Антанта не поскупилась. Продовольствия и амуниции было достаточно, не хватало людей, согласных «носить погон английский и курить табак французский». Так вот, возле нашего табора остановилась на ночлег целая рота бывших красноармейцев. Один из них расспросил меня, а потом и деда, что где поблизости находится. Потом потихоньку ушел к своим. Когда все солдаты, настоящие врангелевцы, а были в роте для присмотра и такие, заснули, пленные красноармейцы улизнули в камыши и плавни. Искать их там было даже сложнее, чем иголку в стоге сена. Проснувшиеся врангелевцы утром сделали несколько выстрелов в сторону камышей и пустились отступать дальше. А часть пленных красноармейцев дня через три вернулась в наш табор.