Русские на Ривьере - [30]

Короче, Володя высказал ему все то, что каждый день в России один русский бизнесмен говорит другому русскому бизнесмену в условиях конфликтной ситуации. Нотариус выслушал его с каменным лицом. А когда Володя выдохся и упал в кресло, нотариус изрек:

– Дорогой брат Вольдемар, я тебе очень благодарен за то, что ты все это сказал, да еще так громко. Теперь вся твоя жизнь будет посвящена только одному: ты наймешь охрану и станешь охранять меня, как только сможешь. Ведь даже если совершенно случайно кирпич упадет мне на голову, или машина собьет меня на улице, или я утону в море во время купания, то за все это будешь отвечать ты. Потому что пленку, на которой записано, как ты только что угрожал закатать меня в асфальт, – эту пленку мой секретарь уже везет в полицейский участок. Если тебя не затруднит, протяни руку – вот визитная карточка самой лучшей во Франции фирмы, которую я советую тебе нанять для охраны моей персоны и всей моей семьи.

Володя еще похлопал ртом, в котором уже не было ни звука, ни дыхания, и вышел из этого кабинета, проклиная этого гада, мерзавца и жулика. А спустя какое-то время выяснил, что на Лазурном берегу он был не первый и, думаю, не последний, кого надули аферисты. Оказалось, у местных жуликов существует тонкая и годами отработанная система по отлову лохов иностранного происхождения. На окраине Ниццы, за горой Мон-Барон, что по дороге в Монако, стоит даже памятник этому жульничеству, который аборигены Лазурного берега с гордостью показывают туристам. Этот памятник представляет собой полуразрушенный старинный особняк, развалившуюся конюшню и десять гектаров изумительного сада с потрясающим видом на море, которые купил тут некий арабский шейх за какие-то безумные миллионы долларов. Но когда он начал перестраивать развалюху-конюшню под жилой дом для прислуги, то тут же пришла архитектурная инспекция и заставила его не только прекратить это строительство, но и наложила арест на недвижимость. Оказывается, по контракту, который шейх, конечно, не читал, поручив это дело своим французским адвокатам, он обязывался не производить никакой перестройки, а должен был делать только реставрацию. А реставрация во Франции – немыслимо дорогой процесс, поскольку тут царит такой закон: если особняк XVII века сделан из кирпича, то и восстанавливать его можно только с помощью кирпичей и растворов XVII века. А кирпичи, созданные по технологии этого XVII века, продаются в специальных магазинах по цене золотых слитков. Чего лохи, приобретающие недвижимость, конечно, не знают и горят, как погорел тот арабский шейх. Впрочем, с этим шейхом дело кончилось несколько иначе, потому что денег у него было настолько много, что он решил отомстить Лазурномy берегу – он огородил это поместье гнилыми досками и платит ежегодный налог за землю, но не продает поместье, чтобы оно никому не досталось. И любой проезжающий может видеть эти живописные развалины среди ухоженных райских пейзажей французской Ривьеры.

Но у моего приятеля оказался другой менталитет, хотя спустя пару дней полиция заявилась к нему и уже официально поставила его в известность о том, что в случае каких-либо инцидентов с его бывшим партнером он сядет в тюрьму, у Володи, как у всякого русского человека, душа по ночам горела от желания отомстить нотариусу. Он вспомнил, что в период братания у них были совместные похождения по девушкам, и не сам, конечно, а как бы от лица французского доброжелателя написал об этом во всех подробностях жене нотариуса, что вызвало скандал в семье. Нотариус понял, откуда у этого доноса ноги растут. И однажды в 8 часов утра на вилле Дьяконова раздался звонок. Налоговая полиция сообщила ему по домофону, что у них есть санкции прокурора на обыск, поскольку Франция имеет претензии к нему на 200 миллионов франков за неуплату налога на ввезенный капитал. А поскольку в России на моего приятеля тоже было заведено уголовное дело, перед ним встала дилемма: возвращаться на родину и получить расстрел с конфискацией всего имущества или заплатить Франции 40 процентов от ввезенных денег, то есть 40 миллионов долларов, и жить на остаток, значительная часть которого уже потрачена. Стоя у ворот Володиной виллы, полиция сообщила:

– Мсье Дьяконов, если вы сейчас же не подтвердите свою готовность заплатить налоги, мы будем вынуждены произвести обыск и изъятие документов, которые нам необходимы для предъявления обвинения.

Володя понял, что нужно потянуть время и сжечь кой-какие бумаги. Поэтому он сказал им, что он, конечно, может принять у себя налоговую полицию, но, к сожалению, еще не оделся и не побрился. Ведь обычно он встает значительно позже.

– Когда? – спросили французы.

– Где-нибудь часов в десять.

– Хорошо, – сказали полицейские и расположились в своих машинах прямо у ворот, продемонстрировав удивительную солидарность со своими российскими коллегами, которые тоже чрезвычайно вежливы при посещении налогоплательщиков – например таких уважаемых господ, как Жечков или Лисовский.

На протяжении двух последующих часов эти блюстители закона с любопытством наблюдали, как в жаркий летний день из каминной трубы виллы русского миллионера в безоблачное небо Ниццы поднимался черный хвост дыма. По-видимому, мсье Дьяконов даже по утрам не может обойтись без русской печки или, на худой конец, французского камина. Что ж, человеку, который собирается заплатить Франции 40 миллионов долларов, можно простить маленькие странности. Полицейские прождали два часа и ровно в 10.00 деликатно позвонили еще раз. К этому моменту Володя сжег уже восемь ящиков документов и был вынужден открыть им дверь. Они вошли, конфисковали оставшиеся полтора ящика, в которых не было ничего особенного, и, заявив ему, что отныне все его имущество находится под арестом и он не имеет права распоряжаться им без согласия налоговых органов, покинули виллу.