Русские на Эвересте. Хроника восхождения - [22]

Вечером, получив очередной нагоняй от руководителя экспедиции за опоздание, Мысловский и Балыбердин узнали две новости. В базовый лагерь пришла группа Центрального телевидения во главе с их добрым знакомым Юрием Сенкевичем. Он принимал участие в медицинском обследовании восходителей как профессиональный медик. А в качестве ведущего «Клуба путешественников» (Сенкевич – участник экспедиций Тура Хейердала на «РА»,  «РА-II», «Тигрисе») готовил телесюжеты о спортивных сборах на Тянь-Шане и Памире.

Телевизионщики привезли из Москвы письма и магнитофонные записи голосов родственников и знакомых восходителей. Кононов вставил кассеты в экспедиционный магнитофон, и на 7800 послышались родные голоса.

«Эдик окунулся в тёплую домашнюю обстановку в окружении своих трех женщин. Я вспомнил эту чудесную семью и не мог не позавидовать ему. Сколько нежности было в словах и сколько старания в песнях под пианино его жены и дочерей», – записал в дневнике Балыбердин.

Ему самому, холостому и весьма замкнутому человеку,  «передавала привет всего лишь развесёлая компания приятелей-ленинградцев».

Вторая новость. Утром из базового лагеря вышли Иванов, Ефимов, Бершов и Туркевич. Накануне они предложили внести некоторые изменения в новую схему штурма. Группа планировала обеспечить кислородом не только передовую двойку, но и себя. Они хотели быть в меньшей зависимости от следующей за ними четверки Ильинского. Учитывая, что Мысловскому и Балыбердину предстояла тяжёлая работа вдвоём, надо иметь в виду возможные чрезвычайные события. Тамм обещал обсудить предложение на тренерском совете и сообщить позже о принятом решении.

30 апреля. Утром Мысловский, Балыбердин и Наванг долго прикидывали, как бы унести все необходимые грузы до четвертого лагеря. Наконец   нагрузились примерно так: Балыбердин – 29 килограммов, Мысловский – 27, Наванг – 26.  (В базовом лагере забеспокоились: слишком тяжелы рюкзаки для отвесных скал на этом участке маршрута). Балыбердин, выйдя часа на полтора раньше, прихватил из третьего лагеря ещё и кинокамеру «Красногорск»,  которую занес сюда Шопин. Поднявшись до гребня, занялся съёмкой.

Тем временем из лагеря вышел Наванг (он самый маленький из высотных носильщиков и огромный рюкзак почти с него ростом). Вслед за ним – Мысловский. Прошли пять верёвок и оказались на высоте около 8000. Перед отвесным кулуаром шерпа неожиданно остановился и сказал подошедшему Мысловскому, что у него болят глаза. Тот отдал ему свои очки. Наванг надел их, поднялся ещё на несколько метров. Снова остановился:  «Извините, не могу. Не пойду…»

Расстроенный Наванг начал спускаться к третьему лагерю. Переложив в свой рюкзак его кислород, верёвки, крючья, Мысловский пошёл вверх вслед за Балыбердиным, ушедшим уже далеко. Их отделяло примерно полтора часа пути и 120 метров по вертикали. Но иногда они видели друг друга и даже могли переговариваться. Продвигались вперёд с неподъёмными рюкзаками очень медленно. Слишком медленно.

На одном из отвесных участков Балыбердина качнуло маятником – он оказался над выпуклой частью стены, почти не находя опоры для ног. Володя завис на зажиме над пропастью. Самостраховка[23] держала надёжно, и он контролировал ситуацию. Несмотря на удобную конструкцию, рюкзак был всё же слишком тяжёл. Он буквально переламывал позвоночник и выворачивал плечи. С трудом Балыбердин выбрался из сложного положения и двинулся дальше.

Вскоре они оказались снова в зоне прямой видимости. «Светлого времени не больше двух часов! С таким грузом до темноты в лагерь не успеем! – крикнул Балыбердин Мысловскому. – Давай оставим по десять килограммов, а завтра вернемся!»

Эдик кивнул, не снимая маски, и остановился. Облегчив рюкзаки, быстрее пошли вверх. Разрыв между ними продолжал увеличиваться.

Повалил снег. Скалы стали скользкими как лед. Идти даже с облегчёнными рюкзаками стало ещё труднее. В восемь вечера Балыбердин, как обещал двумя часами раньше, когда находился на одиннадцатой верёвке (из двадцати), не вышел на связь. Внизу стало ясно, что альпинисты поднимаются слишком медленно и дойдут до 8250 в темноте.

Балыбердин уже почти подходил к лагерю, когда неожиданно услышал рядом голос напарника. Как он сюда попал? Ведь разрыв между ними постоянно увеличивался. Оказывается, чтобы успеть дойти до цели, Мысловский оставил на скальном крюке непосильный рюкзак. «Молодец, – подумал Балыбердин, – лучше  хорошо отдохнуть в палатке и утром сходить за грузом со свежими силами, чем карабкаться всю ночь по этим сумасшедшим стенкам».

В полной темноте и изнеможении вползли они наконец в палатку четвертого лагеря. Долго и неподвижно лежали, приходя в себя. С большим опозданием вышли на связь, успокоив всех, кто ждал вестей от них в базовом лагере и на маршруте. Есть почти не хотелось, но пили много. Растворили сублимированные соки, потом заварили чай. Мысловский с удовольствием пил порошковое молоко.

Их движения из-за усталости и тесноты палатки были неуклюжими. Опрокидывали кастрюли и кружки. Приходилось снова топить снег и кипятить воду. Спать легли поздно. Балыбердин, шедший весь путь без кислорода, решил на сей раз впервые подключиться к баллону на ночь и поставил минимальный расход – 0,5 литра в минуту.