Русские масоны. От Романовых до Березовского - [27]

. Если не считать обрядовых занятий, то обстановка напоминала светские клубы, где встречали знакомых, плотно ужинали и выпивали. Серьезные материи политического свойства, очевидно, обсуждались в тесном кругу руководства.

Разумеется, картину надлежит дополнить иными моментами. Так, секретарь французской миссии в Петербурге М. Корберон, регулярно посещавший одну из лож известного нам Мелиссино и ей подобные братства, завязал тесные связи с нашими масонами Одоевским, Измайловым,- Брюлем. По его словам, в беседах они касались и мистических аспектов, прежде всего алхимических опытов по деланию золота, причем иноземца обещали посвятить в некие тайны с передачей ему ценных познаний. Действительно, потустороннее манило сливки русского общества, увлекавшегося особено учением французского мистика Сен-Мартена, который установил контакты с представителями нашей аристократии за рубежом. Во время поездки в Англию он встречался с послом С.Р. Воронцовым, останавливался там же в доме князя А.Б. Голицына, где вел с ним дружеские беседы, причем обнаружил, что русские, как вообще славяне, «более всего склонны к мистицизму»³⁴. Позднее он общался с масонами Р.А. Кошелевым, В.П. Зиновьевым, Марковым, Скавронским. Любил философ порассуждать и о земных делах, причем в своей основной работе «О заблуждениях и истине» так рисовал облик совершенного монарха: «Должен он иметь возможность обозревать вдруг и с успехом удовлетворять нуждам всех частей правления, знать твердо истинные начальные основания законов и правосудия, уставы воинского порядка, права частных людей и свои, равно как и то множество пружин, которыми движется государственное управление». А глава российского масонства Елагин ланидарио резюмировал в сочинении «Ученые древнего любомудрия»: «Монарх есть глава и отец народа своего»³⁵. Мистицизм здесь тесно переплетался с установками аристократической фронды, которые зиждились на примате введения в России твердого государственного порядка и фундаментальных законов при наличии мудрого и опытного властелина.

Крупной вехой в истории Ордена стал конгресс адептов «строгого наблюдения» в Вильгельмсбадене 1782 г. при участии французов, немцев, австрийцев, итальянцев, шведов и русских. Он утвердил устав организации с разделами: «О должностях к Богу и религии», «Бессмертие души», «О должности к государю и отечеству», «О должности к человеку вообще», «О благотворении» и т.д. Вот некоторые положения. «Первая твоя клятва принадлежит Богу... Исповедуй на всяком месте божественный закон Христа Спасителя и не стыдись никогда, что ты ему принадлежишь. Евангелие есть основание наших обязательств. Ежели ты ему не веришь, то ты не каменщик». Государи изображались некими уполномоченными Божества на земле. «Если они ошибаются, сами они отвечать будут перед Судьей Царей, но твое собственное рассуждение, почасту несправедливое, не может уволить тебя от повиновения. Молись о их охранении. Обнажи со рвением все способности твои для великого блага, блага отечества». Настоятельно рекомендуемое документом «нравственное совершенство самого себя» сводилось к молитвам ради проникновения в суть христианства. Подчеркивалась важность изучения смысла «иероглифов и символов», братьям предписывалось свято блюсти орденские законы. Россия объявлялась отдельной провинцией, что вызвало заметное недовольство шведов, не признавших решений конгресса. Впрочем, они носили рекомендательный характер даже для послушаний «строгого наблюдения». Другие объединения их игнорировали либо только принимали к сведению.

Усилия масонских центров, ориентировавшихся по-прежнему на вельможную группировку, постепенно охватывали, помимо столицы, другие крупные города, прежде всего Москву, которая превратилась в убежище опальных вельмож. Имешю там получила дополнительное развитие фронда Паниных, Шереметевых, Нарышкиных, Трубецких, Голицыных, Куракиных. «Екатерина знала, что тут есть сила, с которой все-таки надо считаться, и любезничала с этими падшими временщиками и вельможами. Она ласкала их, не вспоминая о прошедших неудовольствиях, а, с другой стороны, незаметно, но зорко следила на всякий случай за ними, потому и любила в Москве ее исторические воспоминания, и красоту, и оригинальность ее наружности, не дух ее общества, который не довольно сообразовался с тем, что она желала бы видеть»³⁶.

В 80-е годы древняя столица России превратилась и в средоточие просветительства с опорой на средства той же аристократии благодаря главным образом неуемной энергии писателя, масона Н.И. Новикова, вступившего в одно из елагинских братств на особых условиях посвящения сразу в три первые степени без присяги или обязательств. Мало того, в случае обнаружения чего-нибудь «противного совести» он мог свободно покинуть организацию. Вскоре он получил четвертую, затем остальные степени шведской системы. Однако в ложах обнаружил знакомую нам по запискам Ильина картину пустого времяпрепровождения с непременными застольями. По его словам, там «почти играли масонством, как игрушкою, ужинали и веселились»³⁷. Для Новикова же главным было заниматься существенными делами но изучению истории и идеологии Ордена «вольных каменщиков», оставаясь публицистом и издателем.