Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды) - [39]
Возможность продвижения вверх по социальной лестнице также отмечается в татарском эпосе «Идегей». В «Песне третей» кратко пересказывается биография эмира в следующей форме:
Низшую ступень в ордынской иерархической системе занимали представители среднего командного звена — сотники и десятники. Потенциально они могли выслужиться до тысячников и темников, особенно в периоды войн. Они подчинялись тысячникам и темникам, их продвижение по службе и имущественное положение зависело от воли эмиров. Данное положение дел наиболее ярко иллюстрируется словами папского легата Плано Карпини: «Император же этих татар имеет изумительную власть над всеми. Никто не смеет пребывать в какой-нибудь стране, если император не укажет ему. Сам же он указывает, где пребывать вождям, вожди же указывают места тысячникам, тысячники сотникам, сотники же десятникам»[512].
Особое место в социальной иерархии орды отводилось гвардии правителя. При формировании особого десятитысячного корпуса при особе хана Чингиз-хан повелел: «Мой рядовой кешиктен (гвардеец — Ю.С.) выше любого армейского начальника-тысячника. А стремянной моего кешиктена выше армейского начальника — сотника или десятника. Пусть же не чинятся и не равняются с моими кешиктенами армейские тысячники: в возникающих по этому поводу ссорах с моими кешиктенами ответственность падет на тысячников»[513]. При этом гвардия должна была состоять и пополнятся из сыновей «нойонов-темников, тысячников и сотников, а также… людей свободного состояния»[514]. Причем сыновья нойонов-тысячников являлись с десятью нукерами и, вероятно, становились десятниками. В ведении гвардейцев, кроме охраны, состояли установка лагеря хана, провиант ставки, охота и ряд других[515]. То есть основные придворные должности занимали гвардейцы.
Таким образом, гвардия при дворе великого хана представляла собой личную охрану главы государства, в период войн — «главный средний полк»[516], а также высший слой военной и придворной элиты степного государства.
Надо полагать, что практика нахождения при хане гвардии сохранялась и в отдельных частях империи, владениях потомков Чингиз-хана, в том числе, и в Джучиевом Улусе. Русские источники отмечают наличие при особе великого хана военизированного «двора». В житии Федора Ярославского упоминаются «царева двора множество татар»[517]. Московский летописный свод конца XV в. зафиксировал прибытие в 1393 г. в Москву трех ордынских князей «двора царева»[518]. Под 1426 г. при описании похода литовского великого князя Витовта на Псков отмечается, что он «у царя Махмета (Улуг-Мухаммеда — Ю.С.) испроси двор его»[519]. Понятие «двор» в русской письменной традиции тесно связано с понятием «личные слуги», «личная охрана» — «гвардия»[520].
«Повесть об убиении Михаила Черниговского» сохранила упоминание о том, как Бату «посла единого от велмож своих, стольника своего именем Елдегу»[521]. Плано Карпини, посетивший ставку Бату около 1245–1246 гг. называет Елдегу управляющим великого хана[522]. Вероятно, все указанные определения относятся к гвардейцу ордынского правителя.
Об охране, функции которой совпадали с обязанностями гвардии при дворе Чингиз-хана, упоминается в эпосе «Идегей»[523].
Таким образом, при образовании государства в составе элиты Орды был выделен привилегированный род. Его положение определялось наследственной принадлежностью к дому Чингиз-хана, точнее, его старшего сына Джучи.
Однако при своем развитии в Орде выявилось и ряд аристократических родов. Например, известно, что при Бату-хане (Батые) старейший эмир (великий князь) из племени сайджиут (сиджиут) Мункеду-нойон (Мунгеду-нойон, Мунгкур) был главой левого крыла войск. При хане Токте ту же должность занимал его потомок Черкес[524].
В XIV — начале XV вв. выделились аристократические роды беклярибеков. В 1350–1360 гг. данную должность последовательно занимали отец и сын эмиры Могул-Бука и Ильяс[525]. На рубеже XIV–XV вв. в таком же положении находились отец и сын эмиры Балтычака и Идегей[526].
Однако необходимо отметить, что, вероятнее всего, наследственным правом, закрепленном в роду, являлся социальный статус, титул (эке нойон, великий эмир; нойон, эмир) и улусное владение. А должности являлись формой вознаграждения данного слоя элиты. На них назначались претенденты из нескольких аристократических родов.
Такой вывод подтверждается наличием родовых владений ордынской аристократии. Например, М.Г. Сафаргалиев, основываясь на родословной татарских князей Сеид-Ахметовых, Кудашевых, Тенишевых и Янгалычевых, отмечает, что ордынский князь Бехан и его род «по власти Золотой Орды царя владел многими окрестными городами и другими станищами — татарскими и мордовскими», по долине реки Мокши
Монография посвящена рассмотрению восприятия событий Куликовской битвы в общественном сознании России на протяжении XV–XX столетий. Особое внимание уделено самому Донскому побоищу и его осмыслению в ранних источниках, а также в исследованиях, публицистике, художественных произведениях, живописи. На оценки влияли эсхатологические воззрения, установки Просвещения, господствовавшие идеологические течения, а также внешнеполитические и внутрироссийские события. В настоящее время изучение эпохи Дмитрия Донского переживает подъем.
В середине XIII века Русь оказалась в тяжелейшей зависимости от Монгольской империи, а затем, после ее распада, от Джучиева Улуса, или — как это государство стали называть значительно позже, когда оно уже исчезло с политической карты, — Золотой Орды. Русские князья вынуждены были время от времени, по нескольку раз за правление, ездить на поклон к ханам Джучиева Улуса, ибо именно там — при дворе ордынских властителей — на протяжении двух с половиной веков решалась их собственная участь, судьба их княжеств и в конечном счете — всей Руси.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
«Кругъ просвещенія въ Китае ограниченъ тесными пределами. Онъ объемлетъ только четыре рода Ученыхъ Заведеній, более или менее сложные. Это суть: Училища – часть наиболее сложная, Институты Педагогическій и Астрономическій и Приказъ Ученыхъ, соответствующая Академіямъ Наукъ въ Европе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.