Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - [11]

Таким образом, категории «чести» и «жалования», встречающиеся на страницах древнерусских памятников, отражают изменение восприятия отношений русских князей к ордынской верховной власти. Это, в свою очередь, показывает, по всей вероятности, изменение властных и поземельных взаимоотношений Руси и Орды в пользу усиления собственнических претензий последней на протяжении XIII–ХIV столетий. Содержательный смысл данных изменений выражался в приобретении русскими князьями статуса не только «улусников», но и «служебников» ордынского хана.

5. Оценка русско-ордынских отношений в правление Ивана III и концепция ордынского владычества Вассиана Рыло

По мнению А. Н. Никитина, «изучение древнерусских текстов XIII — первой трети XVI века показало системообразующее значение ордынского периода в процессе формирования российской государственности». Он считает, что «в джучидский период на северо-востоке и на северо-западе Руси сложилось представление о существовании на ордынском пространстве системы царств во главе с верховным властителем», но при этом полагает, что этот «период был также временем развития идеи русского царства. Подчиняясь повелителям всех татар и русских, князья Северо-Восточной Руси постепенно обретали прерогативы царей Орды». То есть «формирование российской государственности определялось не антиордынской борьбой, а сосредоточением в руках московских князей прерогатив верховных властителей»[132].

В первую очередь необходимо подчеркнуть, что со второй половины XV столетия упоминания об Орде и татарах носят редкий и отрывочный характер. Это говорит о том, что отношения Руси и Орды для летописца стали не столь актуальны, как в предыдущие годы. Орда становится для русских писателей внешнеполитическим фактором. Показателем этого может служить восприятие в источниках ордынских послов именно как представителей иноземного государства («Того же лета (6982 (1476) года. — Ю. С.) месяца нуля 7 пришел из Орды Микифоръ Басенков с послом царевымъ Ахмутом Болиша орды с Кара Кучумом, а с ним множество татаръ пословых было 6 сот, коих кормили, а гостей с коньми и со иным товаром было 3 тысячи и двесте, а коней продажных было с ними боле 40 тысяч, и иного товару много… Того же месяца 19 отпустил князь великы посла Болшиа Орды Кара Кучюка. А с ним посла своего Дмитрея Лазарева, да и Венецеиского посла Ивана Тривизана с ним же отпустил, а помогши ему всем, и людьми и коньми и поминкы»[133]).

Во-вторых, внимание летописцев распыляется в связи с распадом Орды на отдельные ханства. Авторы различают казанских, крымских татар, татар Большой Орды. Важное значение в этот период приобретают взаимоотношения с Казанским ханством. В 1460-е годы в московском правительстве созревает план поставить на ханство своего ставленника. При этом летописец подчеркивает, что все действия Москвы связаны с борьбой за веру: «все хотим на оканных Татаръ за святые церкви и за своего государя великого князя Ивана и за православное христианство» (1469 год)[134].

Наибольшую актуальность с начала 1470-х годов приобретают отношения Москвы и Большой Орды. Происходящее в это время также рассматривается в рамках борьбы за веру. В частности, при описании событий 1472 года, когда хан Ахмат попытался прорваться на Русь в районе города Алексина, летописец отмечает, что ордынская армия отступила от границ Руси «по не же бо всемилостивый человеколюбець богъ, милуя род христианьски, посла и смертоносную язву на Татаръ, начаша бо напрасно умирати мнози в полце их, и убоавшеся бегу яшася… Сице бысть милосердие господа нашего Исуса Христа на нас грешных, и толика победа на противных сырбядецъ, молитвами и молением пречитыа матери его владычица нашеа богородица и приснодевы Мариа и заступлениемъ честных небесных сил бесплотных и всех святых и святых чюдотворець Русскых, пресвященных митрополит наших Петра, Алекея и Ионы и прочих всех»[135].

Наибольшее число откликов в русской письменной традиции получили события конфронтации Москвы и Орды летом-осенью 1480 года. Летописная «Повесть о стоянии на Угре» оценивает эти события однозначно — противостояние православной веры и иноверцев. В первую очередь летописец отмечает, что «царь Ахмат идеть со своею ордою и царевичи, уланы и князьми… хотя разорити христианство»[136]. Beликий князь Иван III в Москве совершает молитвы, «прося помощи и заступления православному християнству». При этом на совете с митрополитом Геронтием, с матерью Марфой, дядей Михаилом Андреевичем, архиепископом Вассианом великого князя «молиша его великим молением, чтобы стоял крепко за православное християнство противу бесерменству»[137]. Отступление ордынских войск рассматривается как Божья милость: «И тако избави богъ и пресчитая Рускую землю от поганых… прииде князь великий на Москву из Боровска и похвали бога и пречистую богородицу, глаголюще: "Ни аггел, ни человекъ спасе нас, но сам господь спасе нас пречистые и всех святых моленми"»[138].

Немаловажна в «Повести…» оценка эвакуации жены Ивана III великой княгини Софьи. Автор отмечает: «Тое же зимы прииде великая княгиня Софья из бегов, бе бо бегала на Белоозеро от татаръ, а не гонялъ никто. И по которым странам ходила, темъ пуще стало татаръ, и отъ боярьскых холоповъ, от кровопийцев христианских. Воздай же им, господи, по делом их и по лукавству начинания их, по делом рук их, дай же им. Быша бо их жены тамо, возлюбиша бо паче жены, неже православную христианскую веру и святые церкви, в них же просветишася и породившеся банею святаго крещения, согласившеся предати християнство, ослепи бо я злоба их»