Русские. Книга 1 - [6]

Когда западная музыка в стиле "рок”и джазовая музыка были публично осуждены в советской печати тупыми блюстителями коммунистической морали, некоторые советские музыканты тайком организовали группы "рока” и играли "запрещенную музыку”. Каким-то образом в центре Москвы удалось открыть студию футуристической электронной музыки; в этой студии создавались великолепные композиции из самого современного западного "рока" или "космической” электронной музыки и экспрессивного современного танца, сопровождающиеся пульсирующим светом и лучами, подобными лазерным. Это искусство, возникшее самым странным образом и существующее на основе достижений радиоэлектроники, которым в СССР придают огромное значение, далеко выходит за рамки дозволенного властями. Мне даже рассказали, что некоторым представителям власти об этом известно и что они готовы утверждать, будто никакой студии не существует, — до тех пор, пока это явление не привлечет к себе внимания, не "вызовет скандала”, как это называется у русских.

Специалисты-электроники и любители музыки, которые привели меня в студию и организовали сногсшибательное исполнение этих свето-звукотанцевальных композиций, попросили меня тогда не писать об этом в газете, так как предание этого дела гласности именно в то время могло поставить под угрозу ненадежное полуофициальное покровительство, которым пользовалась студия. Меня просили соблюдать такую же осторожность, когда привели на концерт настоящей "рок"-музыки. "До тех пор, пока власти хоть в какой-то мере терпят такие вещи, — предупредил меня один музыкант-джазист, — наше существование зависит от того, насколько мало о нас знают. Такова наша жизнь. Самое интересное происходит в частных домах, куда не попасть постороннему — не только Вам, иностранцу, но и русскому. Я знаю, вам это кажется безумием, но для нас это — самое обычное дело”. Иностранцам разузнать о подобных вещах, действительно, невероятно трудно. Власти воздвигли бесчисленные препятствия, чтобы помешать нормальным, открытым и удобным контактам между советскими людьми и иностранцами. Те, кто приезжает в Россию ненадолго, обычно входят в состав делегаций или туристских групп. На официальные встречи и в места отдыха они отправляются в сопровождении гидов и переводчиков, которые "пасут” их с утра до ночи. Хотя, приехав в Россию, я был заранее настроен скептически к подобным разговорам, один из переводчиков Интуриста рассказал мне, что гиды обязаны сообщать тайной полиции об иностранцах, отстающих от группы, говорящих по-русски или имеющих друзей либо родственников, с которыми они пытаются встретиться. Он даже показал мне тайную комнату в здании гостиницы "Интурист” и описал заднюю комнату на самом верхнем этаже гостиницы "Метрополь”, где офицеры КГБ принимают у гидов отчеты. "Некоторые гиды "добросовестны” в этом отношении, другие не слишком надрываются, — сказал он. — Но это входит в обязанности каждого из них. Если Вы этого не делаете, вас через некоторое время вызывают и спрашивают, в чем дело”.

Тот же, кто приезжает в Россию надолго, оказывается как бы внутри некоего ограждения. Помнится, когда мы впервые летели в Москву, и наш самолет австрийской авиакомпании шел уже на посадку, Энн внезапно почувствовала прилив свободолюбия. При виде домиков в западных окрестностях столицы она воскликнула: "Смотри, коттеджи. Может, мы могли бы жить за городом, в коттедже, а не в квартире для иностранцев!” Но нам не дано было выбирать. Дома, которые она увидела, были крестьянскими избами или загородными дачами советской элиты. Нам, как почти всем дипломатам, бизнесменам и журналистам, работающим в Москве, просто-напросто предоставили квартиру в многоквартирном доме — одном из полдюжины разбросанных по городу гетто для иностранцев, приехавших на длительный срок. Мы не смогли даже выбрать себе квартиру, а о том, чтобы жить, где нам хотелось, то есть за городом, среди русских, не могло быть и речи. Вокруг нашей иностранной колонии был устроен "санитарный"  кордон. Двор нашего восьмиэтажного дома № 12/24 по Садово-Самотечной улице был недвусмысленно отделен от соседних домов, в которых жили русские, трехметровой бетонной стеной, возведенной так близко к дому, что во дворе трудно было найти место для машины. В дом можно было попасть, только пройдя под аркой мимо вахтеров в форме, дежуривших в караульной будке круглые сутки. И хотя на них была обычная милицейская форма, на самом деле это были работники КГБ.

Власти пытались придерживаться шитой белыми нитками версии, будто эти люди поставлены для того, чтобы охранять нас, но часто этот обман становился явным. Однажды двенадцатилетняя школьная подружка нашей дочери Лори позвонила к нам из дому и рассказала испуганным голосом, что, когда она попыталась к нам пройти, вахтер остановил ее, устроил ей настоящий допрос и отправил домой. Девочка не решалась вернуться к нам до тех пор, пока Лори не пошла за ней и не привела ее (впрочем, никто из школьников, кроме этой девочки, у нас не бывал вообще, если не считать детей, приходивших группами на день рождения). Когда я выразил вахтерам свое возмущение по поводу того, что они связываются с детьми, один из них промямлил, что просто они старались защитить нас от "хулиганов”. Был и такой случай, когда коллекционер произведений искусства Александр Глезер, желая пройти ко мне в контору, расположенную в том же здании, глупейшим образом пытался надуть вахтеров, сказав несколько слов по-английски. Они схватили его и продержали более часа в караульной будке. Убеждая стражников отпустить Глезера, я видел через окно будки его испуганное лицо. Только после того, как возле будки собралась кучка корреспондентов, вахтеры согласились отпустить Глезера, решив, очевидно, что не стоит поднимать слишком много шума вокруг этого пустякового дела. На этот раз они снова оправдывались тем, что хотели защитить меня от мошенника, несмотря на то, что я сказал им, что хорошо знаком с этим человеком.