Русские. Книга 1 - [10]

Показуха — это все, что угодно, начиная от валютных магазинов, роскошных импортных товаров в витринах ГУМа (которые, как правило, в том же ГУМе купить нельзя), образцовых ферм и заводов, куда возят иностранцев, и кончая такими мелочами, как меню изысканных обедов в ресторанах гостиниц Интуриста, отпечатанные на мелованной бумаге, занимающие несколько страниц и представляющие собой внушительный перечень блюд на четырех языках. И только когда дело доходит до заказа, посетителю приходится столкнуться с действительностью и узнать, что на самом деле имеется не более трети перечисленных яств. Это настолько распространенное явление, что, например, американский импресарио Сол Юрок, по словам одного из его сотрудников, отвечал обычно русским официантам, когда те подавали ему меню и спрашивали, что он желает: "Оставьте в покое меню и все эти "чего вы желаете, мистер Юрок?” Просто скажите мне, что у вас есть”.

Я сам как-то раз случайно оказался свидетелем подготовки такой показухи. Однажды, во время поездки в Баку, я остановился в гостинице на берегу Каспийского моря. Вдруг пришло известие о том, что должна приехать с официальным визитом группа иностранных послов. Подобно провинциальным чиновникам из насыщенной великолепной сатирой гоголевской комедии "Ревизор”, весь персонал стал лихорадочно готовиться, приводить помещение в порядок. Дежурная по этажу собрала от всех номеров ключи, чтобы на них позолотили цифры. Раскосый электротехник принялся заменять перегоревшие лампочки, горничные — мыть окна и выбивать пыль. Парадная дверь и ограда приморского бульвара были покрыты свежей краской. В столовой вместо простых стеклянных пепельниц появились новые, более декоративные. На все столы поставили букеты крупной белой гвоздики и положили более нарядные, на глянцевой бумаге, меню — для послов. Как рассказал мне один из них, он наблюдал такое не только в этой гостинице, но и в других местах, которые посетили дипломаты.

Иногда стремление пустить иностранцам пыль в глаза начинает походить на национальный спорт. "Для нас это совершенно естественно, — сказал мне как-то блестящий молодой консультант в области международной политики, когда я был у него в гостях. — Это идет нам на пользу; этот обман компенсирует нашу слабость, комплекс неполноценности перед иностранцами. Как нация мы не можем чувствовать себя на равных с другими. Независимо от того, кто из нас сильнее — они или мы. И если они сильнее, а мы это чувствуем, то обманывать их — для нас утешение. Это очень важная особенность нашего национального характера”. Когда я заметил, что его собственный комментарий до некоторой степени опровергает сказанное им, он с улыбкой ответил, что является лишь исключением, подтверждающим правило.

К счастью, он был не единственным исключением; таких, как он, немало. Подобно Сердженту Шрайверу и многим другим, я потратил бесконечные часы на "обмен мнениями” (но не на человеческий разговор) у столов, покрытых зеленым сукном, — этой обязательной принадлежности советских учреждений. Однако в другой обстановке, уверенные, что их никто не услышит, желая показать сложность своей натуры или просто устав от вечного обмана, некоторые "официальные русские” начинали высказываться откровенно. Табу, наложенное на политические темы, может быть, действует и в этих разговорах (хотя не всегда), но, подобно другим людям, русские любят поговорить о своей личной жизни, и эти беседы приподнимают завесу над многими скрытыми сторонами советской действительности. Обычно им льстит, если иностранцы умеют говорить на их языке, и они настолько великодушно снисходительны к ошибкам, что вскоре мне уже доставляло большое удовольствие разговаривать с ними по-русски, да и чувствовали себя при этом мои собеседники гораздо свободнее. Так, например, во время длительной автомобильной поездки по Кавказу сопровождавшая меня переводчица (она помогала мне и одновременно не давала слишком близко наблюдать советскую действительность) нечаянно пустилась в печальный разговор о трудностях, с которыми ей как работающей женщине приходится сталкиваться, а заодно и о тяжелой жизни советских женщин вообще. На одной из ярмарок какой-то член партии, чувствуя себя, по-видимому, обойденным вниманием, и, быть может, просто желающий поделиться общей родительской заботой, неожиданно стал мне рассказывать о том, как трудно ему растить из сыновей хороших коммунистов, когда все они интересуются только "западным роком”. В своем кабинете сотрудник службы безопасности, ведавший поездками по стране и организацией интервью для иностранных журналистов, рассказал мне, что его поразила открытость отношений между людьми в Америке, и похвалился хорошо скроенным костюмом и широким ярким галстуком, привезенными из США. Я мог бы привести еще много подобных примеров, если бы не боялся подвергнуть своих друзей преследованиям.

Характерно, что, оказываясь вне официальной атмосферы, русские, как правило, начинают приоткрывать официальную завесу, за которой — другая, более человечная Россия. Как и Миша, русские по своей природе дружелюбны. Может быть, именно поэтому за ними так пристально следят, и "официальные русские” почти не встречаются с иностранцами наедине.