Русские исторические женщины - [42]

К сожалению, этой собственноручной записки Василия Ивановича в Елене время не пощадило – содержание её неизвестно.

У маленького Ивана показался, на шее веред [нарыв, гнойник], и вот великий князь опять пишет Елене:

«Ты мне прежде об этом зачем не писала? И ты б ко мне теперь отписала, как Ивана сына Бог милует, и что у него такое на шее явилось, и каким образом явилось, и бывает ли это у детей малых? Если бывает, то отчего бывает: с роду ли, или от иного чего? О всем бы об этом ты с боярынями поговорила и их выспросила, да ко мне отписала подлинно, чтоб мне все знать. Да и вперед чего ждать, что они придумают – и об этом дай мне знать, и как ныне тебя Бог милует и сына Ивана как Бог милует, обо всем отпиши.

Веред прорвался, – и вот опять заботливое послание к Елене. «И ты б ко мне отписала, теперь что идет у сына Ивана из больного места, или ничего не идет? И каково у него это больное место, опало или еще не опало, и каково теперь? Да и о том ко мне отпиши, как тебя Бог милует и как Бог милует сына Ивана. Да побаливает у тебя полголовы, и ухо, и сторона: так ты бы ко мне отписала, как тебя Бог миловал, не баливало ли у тебя полголовы, и ухо, и стороны, и как тебя ныне Бог милует? Обо всем этом отпиши ко мне подлинно».

Это значит, что у молодой жены мигрень – дамская болезнь, которую, по-видимому, и тогда знали.

Но вот сын Юрий заболел – и новое послание, хотя Юрий, по-видимому, был менее любим, чем Иван:

«Ты б и вперед о своем здоровье и о здоровье сына Ивана без вести меня не держала, и о Юрье сыне ко мне подробно отписывай, как его станет вперед Бог миловать».

Великий князь желает даже подробно знать, что кушают дети его от любимой жены: «Да и о кушанье сына Ивана вперед ко мне отписывай: что Иван сын покушает, чтоб мне было ведомо». – Все «сын Иван» на первом плане.

Но недолго был счастлив великий князь своей нежной привязанностью к молодой жене и к маленьким детям. Когда Ивану было только три года, великий князь тяжко занемог – открылась болячка на левом боку. Он был в это время вне Москвы. Больной, он боялся своим видом испугать нежно любимую жену. Но наконец, чувствуя, что умирает, он решился допустить ее к себе. Елена сильно плакала, металась, падала без чувств.

– Жена! перестань, не плачь, мне легче, не болит у меня ничего, благодарю Бога.

Елена утихла, пришла в себя.

– Государь великий князь! на кого меня оставляешь, кому детей приказываешь? – спрашивала она.

Великий князь распорядился, благословил детей – все боялся испугать их, хотел еще поговорить с Еленой, как ей жить после него, но от ее крика не успел ни одного слова сказать. Ее вывели – он поцеловал ее в последний раз.

За гробом мужа Елену везли в санях.

В числе последних предсмертных распоряжений великого князя хотя и не упоминается прямо о передаче правления землею вдове Елене, однако, видно, что самым доверенным при своей особе лицам – Михайле Юрьеву, князю Михайле Глинскому и Шигоне Поджогину – умирающий Василий приказывал, «как великой княгине быть без него и как к ней боярам ходить», – что и означало хождение с докладами по делам к Елене, как к правительнице, которая поэтому и должна была вместе с боярами «державствовать, устрояти и рассуждати».

– А ты бы, князь Михайло, за моего сына, великого князя Ивана, за мою великую княгиню Елену и за моего сына Юрья кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал, – говорил умирающий, намекая на то, что, при малютках-князьях, Елене может предстоять борьба с братьями великого князя и быть может в этой борьбе пасть от них.

Борьба эта, действительно, тотчас же обнаружилась, но благодаря энергии окружавших Елену советников и стойкости самой Елены, борьба закончилась гибелью всех великокняжеских врагов.

Едва успели похоронить Ивана Васильевича, как Елене уже докладывали об измене одного из князей Шуйских, того самого Андрея, которого за несколько дней Елена освободила из тюрьмы, куда он был посажен ее мужем за отъезд к (великому) удельному князю Юрию, брату умершего Василия Ивановича.

Елена опять посадила его под стражу.

Опасаясь больше всего Юрия, бояре советовали Елене, чтоб она велела схватить и эту главу противной партии.

– Как будет лучше, так и делайте, – отвечала Елена.

Главнейшим влиятельным лицом при Елене был Михайло Глинский; но это продолжалось только несколько месяцев. Место его занял новый любимец правительницы, князь Иван Овчина-Телепень-Оболенсюй. Есть известия, что он сблизился с Еленою еще при жизни Василия Ивановича, что было весьма возможно по положению, какое занимала при Елене сестра Овчины-Телепня: сестра его, Аграфена Челядина, была мамка великого князя.

Глинского легко было погубить: его обвинили в отравлении Василия Ивановича и заключили под стражу. Под стражей он скоро умер.

После этого началось сильное давление на бояр со стороны Елены, опиравшейся теперь на сильную поддержку Овчины-Телепня-Оболенскаго, и бояре, которых не успели схватить, бежали из Москвы.

Посадив в заточение дядю своих маленьких детей, князя Юрия, Елена поторопилась лишить свободы и другого их дядю, князя Андрея.

После похорон брата, великого князя, он жил спокойно в Москве, а после «сорочин» – сороковой день после погребения великого князя – стал собираться в свой удел Старицу и просил Елену о прибавке городов к этому уделу. Елена не дала ему городов, а только подарила на память об умершем брате несколько коней, шуб, кубков.