Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных - [7]

Живет, похоже, в нас одна особенность – если в омут, то с головой. Все у нас без удержу, все до крайности, видно, так уж мы устроены. Или, говоря словами Бунина, «из нас, как из дерева, – и дубина, и икона, – в зависимости от обстоятельств, от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев».

Так и с нашей вспыхнувшей любовью к Америке. Мы говорили об этой стране с причмокиванием и придыханием, старались во всем ей подражать и даже приезжавших оттуда к нам на заработки эмигрантов встречали как героев. Смешно сказать, Вилли Токарев и Люба Успенская, ударники русских ресторанов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, в России собирали целые стадионы. А сами эмигранты – такой уж им у нас оказывался прием – вели себя здесь так, словно в Америке им открылось нечто сакральное, что-то из вечных тайн мироздания.

Что же удивляться, что, строя светлое будущее капитализма, мы в первую очередь оглядывались на Соединенные Штаты, блок за блоком, модель за моделью стараясь воспроизвести у себя то, что уже было создано и вполне себя там оправдало. Но то, как мы это делали и что из этого получилось, – рассказ точно не ко сну, может напугать до смерти. И как тут бросить камень в тех, кто, не видав оригинала, говорил: «Если это и есть капитализм, если это все из Америки, то пропади она пропадом со всеми своими радостями!»

А еще нам сильно не понравились американские фильмы, которые в 1990-е гоняло наше телевидение, и мы твердо решили: Голливуд – дрянь. Но кто ж знал тогда, что в США мы закупали в основном самые дешевые, действительно дрянные фильмы. А те немногие шедевры или даже просто приличные фильмы, на которые у нас хватало средств и намерений, транслировались поздно ночью, когда все нормальные люди уже лежали в постелях и, насмотревшись за вечер дурных пронафталиненных блокбастеров, думали: «Какая же все-таки гадость, этот Голливуд вместе с их телевидением». Не лучше тогда получилось и с переводной американской литературой, как и вообще со многим, что шло из-за океана. И на каких только складах находили эту продукцию пионеры бизнеса 1990-х!

Это все к тому, что и сейчас, толком не зная Америки, не разобравшись в ее пружинах, колесиках и шестеренках, мы продолжаем судить о ней, бросаясь из крайности в крайность. Мы толкуем мотивы ее действий, опираясь лишь на опыт собственной жизни и собственное миропонимание. И часто попадаем впросак.

Мы ведь, как известно, народ глубоко циничный и с недоверием относимся к благим порывам других, не верим в искренность их мотивов. Мы убеждены, к примеру, что развитая в Америке благотворительность, особенно если средства жертвуют богатые, на поверку продиктована корыстными соображениями. Ну, например, чтобы снизить свои налоги. Мы ни за что не поверим, что в Америке дела обстоят по-другому. Не слишком ценя демократию, гражданские свободы, права личности, мы не верим, что для других все это может стоять на первом месте, а уж потом все остальное – достаток, безопасность, чистота на улицах и прочее. А из всего этого какой вывод мы делаем? А такой, что американцы неискренний, лицемерный народ, что уж лучше наша циничная прямота, чем их лживая добродетель.

Где-то я вычитал забавную мысль, что по тому образу Америки, который живет в головах россиян, можно изучать только само российское общество, а не реальную Америку. Я только диву давался, с каким наслаждением иные из нас валили с пьедестала «великолепную Америку», своего былого кумира, завершая десятилетие слепой в нее влюбленности. Так было легче пережить собственное несовершенство. Понося Америку, мы отчаянно самоутверждались. То было поведение глубоко закомплексованных людей. Закомплексованных собственной бедностью и бессилием против царящего вокруг хаоса. А еще – нашей реакцией на национальное унижение от развала страны и потери статуса сверхдержавы.

Справедливости ради надо сказать, что и Америка то и дело подливала керосин в разгорающийся костер нашей к ней нелюбви. С высокомерием победителя американцы никак не стремились понять, а тем более пощадить наши чувства после развала СССР. Не могли они понять наши чувства, когда начали внедряться в Грузию, Украину, Узбекистан, Киргизию, которые, хоть и стали отдельными государствами, в сознании все еще оставались «нашими». Поведение Америки нас задевало. Однако настоящий взрыв ненависти к «беспардонным америкосам» вызвали бомбардировки Югославии. Как-то вдруг мы прониклись братскими чувствами к сербам, к которым до того не испытывали особых сантиментов и никаких особых дел с ними не имели. Когда сегодня речь идет об Украине, понятно, почему у нас так близко к сердцу принимают происходящие там события. Но почему нас так задела Югославия, с который нас ничего не связывало?! Что же такого случилось? А ничего и не случилось. Я думаю, что, как ни цинично это звучит, то были всего лишь игры нашего подсознания. Неизжитое имперское сознание томилось бессильной завистью к силе. Своими авианалетами на Белград Америка дала нам повод предъявить ей конкретный счет и вылить все накопившееся к ней раздражение. Теперь-то мы уже твердо понимали, за что мы ее не любим.