«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота - [168]

После своего приезда граф, найдя, что Элфинстон намеревается встать со своей эскадрой на стоянку, и услышав о его намерении там зимовать, счел нужным поднять кайзер-флаг с той только целью, чтобы публично дать команду всем капитанам эскадры контр-адмирала Элфинстона перейти под начало адмирала Спиридова. После этого граф спустил кайзер-флаг и в тот же день ушел вместе с адмиралом Грейгом [на корабле «Трех Иерархов»] и кораблем «Ростислав», а оставшаяся часть флота [отправилась] к острову Тассо, спокойно отдавая Лемнос во владение неприятеля.

Лишенный командования, он [Элфинстон] мог бы уехать, но подчинился безропотно этому второму унижению, думая, что среди тех, кто остался командовать флотом Ее императорского величества, не найдется более опытного и умелого человека, необходимого в том положении, он счел своей обязанностью перед Императрицей остаться до времени на посту.

С этого времени его руки были связаны, он не должен был ни за что нести ответственности, хотя вынужден был со смирением часто наблюдать и слышать, что неприятель снабжается провизией через Дарданеллы на рагузинских судах и о том, что неприятель получил подкрепление тремя алжирскими фрегатами и 12 дульциниотскими каперами, прошедшими с провизией и людьми, которых, будь он [Элфинстон] волен, он бы непременно не пропустил, что он может, если потребуется, доказать.

Все эти факты и его готовность подчиниться пожеланию [графа Орлова] покинуть Парос и отправиться в Ливорно инкогнито, оставаться там и после прибыть в Санкт-Петербург, достаточно доказывают, насколько малоправдоподобным является обвинение его в том, что он не следовал правилу субординации.

Если кто-то по слабости или по злобе будет намекать, будто потеря Лемноса произошла потому, что он отправился к графу Орлову на единственном прогнившем и бесполезном корабле, он [Элфинстон] окажется перед необходимостью показать, что Лемнос вовсе не был отбит неприятелем, и пусть другие приведут обоснования, почему остров был оставлен768.

Если контр-адмирал Элфинстон не выказывал недостатка ни в верности, ни в расходовании государственных средств, ни в храбрости во время военных действий, ни в субординации и взаимодействии с вышестоящими офицерами, будучи независимым от их команд, и [он не был замечен] ни в каких иных проступках, за которые на него могла бы быть возложена ответственность, он просит разрешения узнать, почему нижестоящие по службе получили от Ее величества знаки расположения, а его верная служба не только остается незамеченной, но на его репутацию брошена тень.

[Он просит решить его судьбу], либо восстановив его честь, либо предоставив ему занятие, либо немедленно дав увольнение, ибо он не желал позора, не предназначен для бездействия и ни он, ни его сыновья не хотят бесполезно и бесславно тратить время в Санкт-Петербурге769.

Поскольку граф Панин дал согласие принять прошение, которое ему передал любезный посол, я имел некоторые основания льстить себя надеждой, что вскоре увижу конец моим тревогам и страданиям и получу почести и награды, соответствующие моей службе.

Прошло более месяца, в течение которого меня, все еще мучимого подагрой, держали в самой жестокой неопределенности770. И вот один из главных чиновников Адмиралтейства прибыл с моим абшитом* ([приписано поверх строки:] *и с запиской от графа Чернышева*771), подписанным Ее императорским величеством.

[На поле приписано:] *После того как русский морской и сухопутный офицер прослужит определенное количества кампаний (термин, которым они определяют походы – voyages), он может попросить отставку, ему сохраняют его жалованье, соответствующее его рангу, и он выходит в отставку в следующем чине до конца своей жизни, так что, когда российский офицер это получает, он думает, что вступает в самый почтенный период своей жизни*.

[На поле текст записки графа И. Г. Чернышева на французском:] *Мсье, Ее императорское величество рассудила в отношении благодарности за Вашу службу и приказала Адмиралтейств-коллегии выдать Вам разрешение на уход со службы, абшит, который я имею честь с настоящим Вам передать. Имею честь оставаться верным и преданным слугой Жан граф Чернышев*.

Этот человек [прибывший из Адмиралтейств-коллегии] много кланялся, глупо улыбался и все оставался в моих покоях. Я предложил ему присесть, от чего он отказался. Я послал за моим слугой спросить его, какие еще будут для меня распоряжения; он сказал, что никаких, но что он поздравляет меня с получением такой великой милости. Я поклонился, и он вышел. Он сказал моему слуге по дороге к двери, что всегда в обычае получать очень щедрое вознаграждение по такому случаю.

Переход вдруг от состояния неопределенности к уверенности произвел необыкновенный эффект на мои чувства, с этого момента я стал приходить в себя. Я тотчас же отправил записку лорду Каткарту с моими новостями и в ответ получил очень дружескую записку с приглашением назавтра отобедать. Я нашел милорда в его кабинете за написанием письма, и он сообщил, что только что составил к его двору параграф, касающийся меня, и что это последнее из того, что он должен был писать обо мне, что за последние три месяца он всегда начинал все свои послания с моего имени и что он хотел бы прочитать мне то, что только что написал: «Адмирал Элфинстон, наконец, получил от императрицы отставку. Ни один иностранец не был столь обласкан, ни с одним не обошлись хуже, чем с ним, ни один человек не заслуживает этого меньше, чем он»