Русская современная драматургия - [12]

Касаясь этой темы, драматурги часто используют композиционный прием «переклички» прошлого с настоящим, но этот сам по себе удачный драматургический ход не во всех случаях «играет» на сверхзадачу: философское осмысление связи времен.

Очевидны достоинства и просчеты трагедии З. Тоболкина «Реквием». Ситуация, выбранная автором, трагична изначально: в торпедированной фашистами советской подводной лодке погибают люди. Над потопленной лодкой завис, как грозный хищник, вражеский корабль. Время от времени, согласно авторской ремарке, высвечивается лицо фашиста, выжидательно застывшего у торпедного аппарата. Люди в субмарине обречены. Отсчитываются последние часы их жизни: иссякает кислород. У автора нет возможности дать героям «самораскрыться» в драматургическом действии, ибо действия нет, а конфликт исчерпан. Остается один шанс: показать, как трагически прекрасны эти люди в ожидании неминуемой гибели. Автор отводит каждому из них сцену-воспоминание о довоенном времени, о родных, близких, любимых, к кому сейчас уносятся их мысли, души и сердца.

Не менее статична и вторая часть трагедии, рассказывающая о том, как через много лет подняли со дна моря потонувшую субмарину и, как живые, заговорили с потомками погибшие, запечатленные на кинокадрах, снятых военным кинооператором Королем в последние часы уходящей жизни. Смысл трагедии – в верности живущих памяти о павших на войне. Мы видим, как «разные люди в разных концах страны смотрят телевизионную передачу» о последних часах жизни героев и как море колышет цветы, брошенные на волны в память погибшей субмарины. Автор пытается выйти за рамки частного эпизода. В пьесе звучат тревожные раздумья писателя о периодических «спазмах земли», из которых самые страшные – «спазмы, изобретенные людьми», а именно – войны (12, 28). Однако обе злободневные проблемы остались лишь авторской заявкой, не получив художественного воплощения ни в сценическом действии, ни в индивидуализированных характерах. В тексте пьесы ощутимо преобладание видового образного ряда, что делает ее близкой к киносценарию.

В дилогии украинского драматурга А. Коломийца «Планета Сперанта» использован тот же композиционный прием соотнесения военного времени и наших дней. Подвиг отцов повторяют их дети в мирное время. Они тоже несут ответственность за судьбы человечества. Сын погибшего военного разведчика Запорожца Ларион первым добровольно испытывает на себе новое научное изобретение, биостимулятор «Юнит», Он идет на этот риск, ибо знает, что «Юнит» нужен людям, он поможет им стряхнуть с себя десятки болезней, «подарит им новые километры жизни». Дилогия задумана автором тоже как высокая трагедия. Однако, как и в предыдущем случае, идейный замысел «отлился в бронзу», особенно в первой, военной части. Условность, обобщенность образов героев-разведчиков (они провели вместе в блиндаже армейской разведки всего несколько часов, даже не узнав имен друг друга) не дает ощутить их как живых людей, они схематичны, абстрактны. Мы знаем только их вымышленные имена (Кузнец, Борода, Интеллигент, Усач, Солдатик) и чувствуем их общее стремление: не пожалеть своей жизни во имя Родины. Это, скорее, некое единство, символ общенародного братства в трагическое время, чем живые конкретные судьбы. Каждого уходящего на задание провожают торжественно ритуально. О невернувшихся, погибших говорят оставленные в блиндаже на лавке солдатские шинели. Последним уходит на смерть Запорожец (товарищи берегли его, зная, что у него в далеком тылу недавно родился сын). Психологическая неразработанность характеров влечет за собой и риторичность языка героев.

Интересно заявлена тема войны, точнее памяти о войне, в пьесе Е. Поповой, тоже тяготеющей к жанру трагедии, «Площадь Победы». Действие ее отнесено в 70-е годы. Память о войне для советских людей священна, герои ее – бессмертны – такова главная мысль пьесы. Площадью Победы названа небольшая площадь провинциального городка, окруженная современными высотными домами. Именно на эту площадь выходит балкон единственного старомодного дома, в котором продолжает жить легенда – генерал Переверзев, герой войны, бывший командир прославленной дивизии. В этот дом в 1945 г. он вернулся с войны на носилках, тяжело раненный, утративший способность говорить и двигаться. Выжившие бойцы гвардейской переверзевской дивизии поклялись ежегодно в День Победы собираться у дома своего генерала. И он каждый раз появлялся перед бойцами, неподвижный, в каталке, ноги укутаны пледом, но неизменно величественный, в кителе, при орденах, как на боевом смотру. И когда с годами все меньше гвардейцев оставалось в живых, а потом будничные заботы, недуги стали мешать людям с разных концов страны приезжать сюда, близкие генерала разными способами продолжали создавать иллюзию праздника, приглашая на площадь то воинскую часть, то киногруппу. Но, как оказалось, не было нужды в таких инсценировках, потому что в душе каждого человека звучит «эхо прошедшей войны». Традицию гвардейцев подхватывают жители городка. Наши современники, люди разных возрастов и профессий, собираются в финале пьесы, самой патетической сцене, на плошали, объединенные священным чувством памяти. Пьеса завершается символическим смотром легендарной дивизии, из которой перед нами лишь два живых представителя: генерал Переверзев да «сержант в отставке, до гробовой доски сержант» Простоквашин. «Все они здесь, генерал! В этот святой день все они здесь! – восклицает сержант, увлекая своей верой и убежденностью всех собравшихся на площади. – Плечо к плечу, рота за ротой, полк за полком! Вон – наши танки, вон – „катюши“! Впереди – наше гордое знамя!.. Все они здесь! Только позови, генерал, только кликни. Поднимутся – хоть из земли, придут! Все до одного!» Начиная «перекличку», Простоквашин называет имена погибших, и всякий раз из толпы звучит отзыв: «Я за него!» (8, 132).