Русская рулетка - [26]

Тот же критерий применяется и тогда, когда под беспощадное увеличительное стекло американских интересов попадает Япония. Бжезинский краток: «Японии не придется играть в Азии никакой роли первого плана»: как континентальная держава она «незначительна». Если уж выбирать главного союзника. — а такой выбор, без сомнения, предстоит, — то это Китай и только Китай. Не столько потому, что Пирл Харбор был японской, а не китайской выходкой, сколько из-за того, что у Японии нет — и в ближайшие годы, похоже, не будет — глобального видения мировой политики, что делает ее малоинтересной в качестве партнера и малоопасной как конкурента. А потом — и вот снова история «оправдывает» геополитические решения — невозможно забыть крайне неприятное поведение Японии во второй мировой войне по отношению к Китаю, Корее и всему азиатскому Юго-Востоку. Короче говоря, новым правителям мира придется вежливо убедить Токио не вмешиваться в большую игру. За исключением, разумеется, тех маленьких ролей, которые время от времени будет поручать ему главный режиссер.

Вот что предлагается Европе, Китаю и России. Мы уже отчасти видели, насколько достоверен такой сценарий, и еще вернемся к этой теме. Но не хватает еще одного неизвестного. Я имею в виду ислам, занимающий немалую часть юга Азии, область нестабильную н покрытую туманом. Отсутствует в схеме и Индия, которой тем не менее нашлось бы что возразить. Но в том, что касается влияния на будущее России, т. е. на решение уравнения мирового господства, «забывчивость» но отношению к тому, что произойдет в чреве бывшего СССР, в «азиатском подбрюшье», как презрительно назвал его А. Солженицын, может всерьез ослабить всю конструкцию этой стратегии. Как мы уже видели, такого рода стратегия существует не только в воображении части руководящих кругов Запада, но и в действительности. Россия, Китай и Европа не могут игнорировать ее существование, иначе они подвергаются двум угрозам: стать частью чужого плана или — в случае более или менее катастрофичного его провала — заплатить за последствия, несмотря на то, что не собирались в нем участвовать. Для России же вопрос стоит гораздо более драматично. Она подвергается центробежному давлению одновременно с двух сторон — изнутри и извне. Нейтрализовать первое теоретически возможно, но, как будет показано в настоящей работе, крайне маловероятно. Сопротивление второму зависит не от одной России и означает изменение мировой стратегии, которое пока что даже не просматривается на горизонте. В любом случае решение дилеммы «быть или не быть?» будет, несомненно, отрицательным, если Россия не сможет oтветить на два вопроса, поставленные в начале этой главы.

Глава 7 НЕЧЕРНОЗЕМЬЕ [8]

Когда не прошло еще и месяца после краха 17 августа, мне стало интересно: а что на самом деле происходит за пределами Москвы? Мне хотелось выяснить, насколько впечатления, почерпнутые в столице и от столицы, соответствуют действительности, реальному положению дел. В прежние годы (и советские. и постсоветские) мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что сами русские, с которыми я общался, независимо от их общественного положения и политических убеждений, если таковые имелись вообще, имели зачастую весьма странное представление о собственном обществе. Полагаться на их суждения, не подвергая последние критическому анализу, было бы столь же неразумно, как пересекать море без компаса.

Я решил, что на этот раз нужно избрать что-то среднее: не слишком далеко и не слишком близко. Подальше от невыносимой болтовни состоятельных москвичей, но не настолько, чтобы погрузиться в экзотический фольклор земель, слишком отдаленных, чтобы быть принятыми за нечто «среднее», важное в той степени, в какой оно близко большой части населения. Таковы были мои, так сказать, научные намерения аккуратного исследователя. На деле же, как знают все, кто работал репортером, все делается на глаз, постепенно, шаг за шагом, полагаясь на нюх, на интуицию и на тот багаж, который всегда с тобой, даже если ты раздет догола. Глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и голова, чтобы работать ею с той степенью смирения, которая позволяет избежать применения стереотипов собственной родины ко всему, что проходит перед глазами. И тогда я подумал об электричке — пригородном поезде, отправляющемся из Москвы по рельсам, расходящимся от нее, как лучи, по столичной области и граничащими с ней регионам. Каждый день им пользуются полтора миллиона человек. Чтобы понять их настроения, нужно было сесть и поезд вместе с ними, нормальными людьми, которых газеты называют «человеком с улицы», но зачастую забывают разыскать его и спросить его мнение. Газетчики предпочитают посылать своих спецкоров к паре-другой типов в блестящих ботинках, которые встречаются в гостиницах для иностранцев или в банковских офисах в центре Москвы. Они имеют к «среднему» человеку приблизительно такое же отношение, как девушки в роскошных гостиницах к настоящим русским женщинам. Короче говоря, как Диоген, я отправлялся на поиски Человека в надежде услышать его голос, посмотреть на него живьем, на прямой контакт, который, как и подозревал, уведет меня на века назад или, быть может, к новому, сияющему будущему. Так что же выбрать? Тверь, Александров или, может быть, Петушки? Отправиться в путь с Казанского вокзала, навстречу наследникам Золотой Орды, или с Павелецкого? Или же с Белорусского? Бородино или Серпухов? Наконец палец остановился ни Калуге. Нечерноземье. Я отбыл с Киевского вокзала, откуда отправляются поезда на потерянную Украину, в надежде, что я выбрал обычное направление и обычное воскресенье, похожее на любое другое в посткризисные времена. Путешествие в глубь кризиса, который уже принадлежал не только России, но и Западу. Но пассажиры калужской электрички вряд ли об этом догадывались.