Русская революция в Австралии и «сети шпионажа» - [99]
Указывалось, что вербовка Петрова произошла летом 1953 года («очевидно, нужно предположить, что Петров был завербован, по крайней мере, в середине прошлого года»[500]), то есть до приезда нового посла, что опять-таки снимало с него часть вины. Генералов исходил из участившихся в то время контактов Петрова с Бялогурским и Беккетом. В действительности, как мы знаем, процесс реальной вербовки Петрова начался в конце ноября 1953 года, а окончательное решение о переходе к австралийцам он принял только в феврале 1954 года. В этот период дипломатическую миссию уже возглавлял Генералов.
Из телеграммы должно было быть очевидным, что за тот относительно короткий период, который он пробыл в Австралии, было невозможно полностью привести в порядок запущенное положение дел в посольстве, оздоровить и укрепить коллектив и «вывести на чистую воду» Петрова. С этим во многом можно согласиться. Генералов жестко взялся за дело: снял Петрова с должности заведующего консульским отделом, вынес ему выговор, потребовал замены из Москвы, лишил работы в посольстве его жену и т. д. Он не мог предположить, что эти шаги дадут обратный эффект и подтолкнут Петрова к предательству. Всей полнотой информации посол не располагал и пенять ему за это было бы несправедливо. Этого можно было достичь, только установив слежку за «фигурантом», но такие вещи непременно санкционируются центром, причем по линии того ведомства, которое представлял Петров. Да и оперативников с опытом наружного наблюдения в дипмиссии не было.
Генералов воздержался от того, чтобы приводить подобные аргументы, отметив лишь, что Петров тщательно маскировался, всячески делал вид, что доволен предстоявшим возвращением в Советский Союз, и «якобы деятельно готовился к отъезду»[501].
Надо сказать, что посол чувствовал определенную слабость своей позиции и признавал: «Возможно я виноват, что не откомандировал Петрова сразу…». Однако тут же оговаривался, мол, это ничего бы не изменило – просто третий секретарь сбежал бы раньше[502]. Упор делался на том, что Петров, вследствие сложившегося положения вещей, вел себя «бесконтрольно со стороны посла» и «поставил себя выше посла», что вообще было характерно для работников его ведомства. Об этом Генералов высказался прямо, предлагая менять подобную ситуацию[503].
Предложений по ответным действиям Москвы Генералов не высказывал зная, что принципиальное решение уже принято. К тому моменту, когда Прудников отправлял его объяснительную телеграмму, Москва уже сделала выбор в пользу сворачивания дипломатических отношений с Австралией. Посол знал об этом и, естественно, выразил одобрение. «Принятое Советским правительством решение об отзыве из Австралии персонала советского посольства расстроило все планы правительства Мензиса»[504]. Как и какие именно планы оно расстроило, не уточнялось.
В ноте, которую Громыко вручил Хиллу, в частности, говорилось:
«…Австралийские власти начали клеветническую кампанию против советского посольства в Австралии и объявили Петрова политическим эмигрантом, ссылаясь при этом на какие-то документы, переданные якобы Петровым, которые могут быть только фальшивыми, сфабрикованными по заданию лиц, заинтересованных в ухудшении советско-австралийских отношений.
…Австралийские власти предприняли ряд шагов, рассчитанных на дальнейшее обострение отношений и создание невозможных условий для нормальной деятельности дипломатического представительства Советского Союза в Австралии.
…Подобные действия австралийского правительства не совместимы с элементарными требованиям международного общения, создают обстановку не только исключающую возможность нормальной дипломатической деятельности Советского посольства, но и представляют угрозу для личной безопасности персонала посольства.
…При создавшихся условиях Советское правительство решило немедленно отозвать Посла СССР в Австралии и весь персонал Советского посольства, в свою очередь Советское правительство заявляет также о невозможности при таких условиях дальнейшего пребывания в Москве персонала посольства Австралии»[505].
Заметим, что сам термин «разрыв отношений» в ноте не употреблялся. Заведующий II ЕО Славин позднее уточнял, что правительство СССР дипломатические отношения с Австралией «не разрывало, а отозвало состав советского посольства из Австралии и заявило о невозможности дальнейшего пребывания в Москве персонала посольства Австралии»[506]. Вместе с тем в других мидовских документах признавалось, что дипломатические отношения «фактически прерваны»[507].
Австралийскому персоналу не дали времени на «раскачку». Громыко предложил Хиллу завершить все сборы в три-четыре дня. Советское руководство как могло демонстрировало свою неприязнь к бывшим партнерам и старалось досадить им. С помощью технических средств посольство лишили возможности пользоваться радиосвязью и австралийцам пришлось отправлять оперативные депеши из британской миссии. 24 апреля Хилла вызвал советник II ЕО Н. П. Коктомов и в резкой форме пояснил, что это ответная мера на аналогичные действия австралийцев в Канберре. Хилл ответил, что советское посольство связи не лишали, но это ничего не изменило.
