Русская политическая эмиграция - [24]
№ 99, 15 мая 1861 года
«Киевский военный губернатор Екатерина Васильевна Васильчикова сильно интриговала против знаменитого Пирогова и успела к нелепым ошибкам Александра Николаевича[25] прибавить отставку такого человека как Пирогов. Приятно было слышать, что в этом доблестном поступке генерал-губернатора, урожденного княжной Щербатовой, ей помогал доносами и сплетнями некий инспектор Рейнгарт. Говорят, что он просит у управляющей всем краем генеральши место Бердичевского полицмейстера, – при способностях им показанных, он может просить больше».
Согласитесь, что это не политические материалы, а скорее, сплетни. Однако в общем контексте такие заметки работали на общую идею. Дескать, видите, что в России творится! С другой стороны, издание демонстрировало, что оно, так сказать, держит руку на пульсе российской жизни.
А каким образом им удавалось быть в курсе? Это очень своеобразное явление российской жизни. Дело в том, что интерес читателей к «Колоколу» был не только пассивным, но и активным. Множество читателей слали письма в газету, сообщая различные факты. Среди них были и высокопоставленные чиновники, присылавшие закрытые, а то и вовсе секретные документы. К примеру, «Колокол» получил полный бюджет за 1859 и 1860 годы – а это документ ДСП. Герцен этот бюджет, разумеется, опубликовал. Согласно некоторым версиям в «Колокол» писал письма и будущий идеолог консерватизма К. П. Победоносцев. Впрочем, во времена «Колокола» он придерживался либеральных взглядов.
Стоит отметить, что у «Колокола» не было в России корреспондентов в профессиональном смысле этого слова. То есть тех, кто целенаправленно собирал и пересылал информацию. В отличие от ленинской «Искры». Я не зря упоминаю знаменитое издание РСДРП. О нем ещё будет рассказано, пока стоит отметить, что из всех дореволюционных нелегальных и эмигрантских изданий только «Колокол» и «Искра» являлись полноценными общественно-политическими газетами. Все остальные с чисто профессиональной точки зрения были на два порядка хуже.
Так вот, Герцен и Огарев работали исключительно за счет «самотека». И дело тут не столько в их талантах, хотя издатели «Колокола» были хорошими журналистами, сколько в сложившейся в России обстановке.
Особо стоит коснуться вопроса о предстоявшем освобождении крестьян. Считалось, что подготовка к этой реформе проходит в страшном секрете. Ага. На страницах «Колокола» велись бурные дискуссии по этому поводу.
А вот как комментировал «Колокол» объявление «воли» (№ 95 за 1 апреля 1861 года):
«День страха. Чего боялся государь 5 марта и 6-го? Зачем козачий полк стоял наготове? Зачем не торжествовали великое событие освобождения, а украли у народа его праздник? Зачем так скомкали объявление? Кто же сообщает радость как горькую пилюль?[26] Чего боялись? Народа. Да где же здравый смысл? Как же народ взбунтуется, когда его освобождают? Мы знаем, что здравого смысла нельзя искать у этих Игнатьевых и Долгоруких, да Александру Николаевичу как не стыдно. Не народа ему надобно бояться – татарву плантаторов его окружающих, они пройдут и между казаками и за кавалергарды. Александр Николаевич может Богу свечку поставить, если он проживет два года с своей обстановкой. Отчего доктор не пропишет ему для здоровья удаление всех крепостников, имеющих вход во дворец, начиная с Муравьева-вешателя и Долгорукова-слушателя».
Между прочим, подмечено-то точно. Консерваторы и в самом деле запугивали Александра II перспективой бунта в момент объявления манифеста. Хотя по всей России было всего два случая беспорядков. И оба – по большой пьяни.
Ещё раз подчеркну – «Колокол» ничего бы из себя не представлял, если б не множество добровольных корреспондентов. И ни за какие деньги это организовать невозможно. А ведь, согласитесь, когда чиновник посылает в эмигрантскую газету закрытые документы – это положение, мягко говоря, ненормальное…
Однако за наивысшим подъемом начинается спуск. Именно это и произошло с предприятием Герцена и Огарева в начале 60-х. Газета начала терять популярность. Причем причина этого крылась в самой концепции издания. Как мы помним, «Колокол» печатал неважно что, главное, чтобы «за свободу». И некоторое время это всех устраивало. Однако после 1861 года пути читателей «Колокола» (то есть недовольных существовавшим положением вещей) стали расходиться в разных направлениях. С одной стороны, появились молодые радикалы, которые надеялись, что освобождение крестьян выльется в революцию. Когда не вылилось – они не расстроились. Через два года предстояло подписание так называемых уставных грамот – а, как они верили, вот тогда-то… Одним из таких горячих парней был, к примеру, будущий культовый автор радикалов
Н. Г. Чернышевский. В 1861 году он написал прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». За подобный текст посадят и в сегодняшней России. Для этих ребят «Колокол» уже казался слишком умеренным.
А вот большинству читателей наоборот – перестала нравиться разухабистость издания Герцена-Огарева. Одной из главных причин растущего неприятия было то, что Герцен поддержал польское восстание 1862–1863 годов.
