Русская поэзия XVIII века - [23]

Впервые от строгих правил классицизма Херасков отошел в своей пьесе «Венецианская монахиня» (1758). В этом традиционном по форме произведении он показал обычных, далеко не «героических» людей, для которых любовь оказалась сильнее долга.

Сочетанием внешней традиционности и внутренней новизны отличалась и книга «Новые оды» (1762). Сохраняя присущую оде риторичность, поэт вносит в стихи идею нравственного самоусовершенствования и воспевает добродетель.

В 1769 году Херасков выпускает новый сборник – «Философические оды», в котором еще яснее и последовательней утверждает: несовершенство мира определяется прежде всего пороками и противоречиями человеческой души. Выявлению и осмеянию этих пороков посвящены сатиры и басни Хераскова («Знатная порода», «Фонтанка и речка» и др.).

Центральное место в творчестве Хераскова занимает эпическая поэма «Россияда» (1779), рассказывающая о взятии Иваном IV Казани. Это произведение – наиболее традиционное у Хераскова; оно отличается дидактизмом, возвышенностью и торжественностью стиля.

Новаторство Хераскова в наибольшей степени проявилось в его лирике. Сочетание высоких раздумий о славе, бренности и мимолетности жизни, о смысле человеческой судьбы и интимных переживаний, порою окрашенных в иронические тона, придает неповторимость и своеобразие лирическим произведениям поэта. Стихотворение «Апрель» поэт насыщает философическими рассуждениями («Я мысли в вечность погружаю До первых бытия начал И всю вселенну вображаю, Когда Господь ей образ дал») и одическими мотивами («Благословенну возвещает Нам дышащий зефир. Натура взор к нам обращает И новый созидает мир»). Однако последняя строфа вносит в стихотворение горькую «первоапрельскую» насмешку над человеческими слабостями и пороками:

Друг другу мы напоминаем

Желаний наших главну цель;

Апрель обманом начинаем,

Едва ль не весь наш век – апрель.

Тем самым высокая тема смещается в иной – личный или иронический – план.

В других стихотворениях: «Коль буду в жизни я наказан нищетою…», «Злато», «Ничтожность» и т. д. – почестям и богатству поэт предпочитает тихую и верную любовь, домашний очаг, дружбу, наслаждение поэзией, добродетель – все то, что составляет интимный мир человека.

Творчество Хераскова, своеобразно отразившее разнородные, порой трудно совместимые поиски русской культуры середины XVIII столетия, носит печать резкой индивидуальности. Поэт с полным основанием сказал о себе:

Как новых стран искал Колумб, преплыв моря,

Так ищем новых мы идей, везде паря;

Творенья наших чувств суть верные оселки;

Я буду петь героев и безделки.

И «герои», и «безделки» действительно занимают парадоксально равноправное положение в его поэзии.

В. Федоров

«Коль буду в жизни я наказан нищетою…»

Коль буду в жизни я наказан нищетою

И свой убогий век в несчастьи проводить,

Я тем могу свой дух прискорбный веселить,

Что буду ставить всё богатство суетою.

Когда покроюся печалей темнотою,

Терпеньем стану я смущенну мысль крепить;

Чинов коль не добьюсь, не стану я тужить,

Обидел кто меня – я не лишусь покою.

Когда мой дом сгорит или мой скот падет,

Когда имение мое всё пропадет, —

Ума я от того еще не потеряю.

Но знаешь ли, о чем безмерно сокрушусь?

Я потеряю всё, когда драгой лишусь,

Я счастья в ней ищу, живу и умираю.

‹1760›

«Иные строят лиру…»

Иные строят лиру

Прославиться на свете

И сладкою игрою

Достичь венца парнасска;

Другому стихотворство

К прогнанью скуки служит;

Иной стихи слагает

Пороками ругаться;

А я стихи слагаю

И часто лиру строю,

Чтоб мог моей игрою

Понравиться любезной.

‹1762›

Ничтожность

Я некогда в зеленом поле

Под тению древес лежал

И мира суетность по воле

Во смутных мыслях вображал;

О жизни я помыслил тленной,

И что мы значим во вселенной.

Представил всю огромность света,

Миров представил в мыслях тьмы,

Мне точкой здешняя планета,

Мне прахом показались мы;

Что мне в уме ни вображалось,

Мгновенно все уничтожалось.

Как капля в океане вечном,

Как бренный лист в густых лесах,

Такою в мире бесконечном

Являлась мне земля в очах;

В кругах непостижима века

Терял совсем я человека.

Когда сей шар, где мы родимся,

Пылинкой зрится в мире сем,

Так чем же мы на нем гордимся,

Не будучи почти ничем?

О чем себя мы беспокоим,

Когда мы ничего не стоим?

Колико сам себя ни славит

И как ни пышен человек,

Когда он то себе представит,

Что миг один его весь век,

Что в мире сем его не видно, —

Ему гордиться будет стыдно.

На что же все мы сотворенны,

Когда не значим ничего?

Такие тайны сокровенны

От рассужденья моего;

Но то я знаю, что Содетель

Велит любити добродетель.

‹1769›

Апрель

Дыханьем нежным побежденны,

Седые мразы прочь летят;

От плена их освобожденны,

Потоки вод в брегах шумят.

Полям и рощам обрученна,

Восходит на горы весна,

Зеленой ризой облеченна,

Умильный кажет взор она.

Уготовляя царство лету,

Приближилося солнце к нам,

Прибавило дневного свету

И жизни хладным сим странам.

Благословенну возвещает

Нам жатву дышащий зефир,

Натура взор к нам обращает

И новый созидает мир.

Я мысли в вечность погружаю

До первых бытия начал

И всю вселенну вображаю,

Когда Господь ей образ дал.

Невеста будто бы в убранстве,

Является очам земля,

Времян цветущих в постоянстве,

Ликуют реки, лес, поля.