Русская поэзия XIX века, том 1 - [90]

У врагов ты отнял славы,

Ты, боец чернокудрявый

С белым локоном на лбу!

Удальцов твоих налетом

Ты, их честь, пример и вождь,

По лесам и по болотам,

Днем и ночью, в вихрь и дождь,

Сквозь огни и дым пожара

Мчал врагам, с твоей толпой

Вездесущ, как божья кара,

Страх нежданного удара

И нещадный, дикий бой!

Лучезарна слава эта,

И конца не будет ей;

Но такие ж многи лета

И поэзии твоей:

Не умрет твой стих могучий,

Достопамятно-живой,

Упоительный, кипучий,

И воинственно-летучий,

И разгульно-удалой.

Ныне ты на лоне мира:

И любовь и тишину

Нам поет златая лира,

Гордо певшая войну.

И как прежде громогласен

Был ее воинский лад,

Так и ныне свеж и ясен,

Так и ныне он прекрасен,

Полный неги и прохлад.

₁₈₃₅

Буря

Громадные тучи нависли широко

Над морем и скрыли блистательный день,

И в синюю бездну спустилась глубоко

И в ней улеглася тяжелая тень;

Но бездна морская уже негодует,

Ей хочется света, и ропщет она,

И скоро, могучая, встанет, грозна,

Пространно и громко она забушует.

Великую силу уже подымая,

Полки она строит из водных громад,

И вал-великан, головою качая,

Становится в ряд, и ряды говорят;

И вот, свои смуглые лица нахмуря

И белые гребни колебля, они

Идут. В черных тучах блеснули огни,

И гром загудел. Начинается буря.

₁₈₃₉

Морское купанье

Из бездны морской белоглавая встала

Волна, и лучами прекрасного дня

Блестит, подвижная громада кристалла,

И тихо, качаясь, идет на меня.

Вот, словно в раздумье, она отступила.

Вот берег она под себя покатила

И выше сама поднялась и падет;

И громом и иеной пучинная сила,

Холодная, бурно меня обхватила,

Кружит, и бросает, и душит, и бьет,

И стихла. Мне любо. Из грома, из пены

И холода — легок и свеж выхожу,

Живее мои выпрямляются члены,

Вольнее дышу, веселее гляжу

На берег, на горы, на светлое море.

Мне чудится, словно прошло мое горе,

И юность такая ж, как прежде была,

Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова

Гулять, распевать, красоваться готова

Свободно, беспечно, — резва, удала.

₁₈₄₀

Вечер

Ложатся тени гор на дремлющий залив;

Прибрежные сады лимонов и олив

Пустеют; чуть блестит над морем запад ясный, —

И скоро божий день, веселый и прекрасный,

С огнистым пурпуром и золотом уйдет

Из чистого стекла необозримых вод.

<1841>

Элегия («Бог весть, не втуне ли скитался…»)

Бог весть, не втуне ли скитался

В чужих странах я много лет!

Мой черный день не разгулялся!

Мне утешенья нет как нет.

Печальный, трепетный и томный,

Назад, в отеческий мой дом,

Спешу, как птица в куст укромный

Спешит, забитая дождем.

₁₈₄₁

Сампсон

А. С. Хомякову

^{533}

На праздник стеклися в божницу Дагона^{534}

Народ и князья Филистимской земли,

Себе на потеху они — и Сампсона

В оковах туда привели,

И шумно ликуют. Душа в нем уныла,

Он думает думу: давно ли жила,

Кипела в нем дивная, страшная сила.

Израиля честь и хвала!

Давно ли, дрожа и бледнея, толпами

Враги перед ним повергались во прах,

И львиную пасть раздирал он руками,

Ворота носил на плечах!

Его соблазнили Далиды прекрасной

Коварные ласки, сверканье очей,

И пышное лоно, и звук любострастный

Пленительных женских речей;

В объятиях неги его усыпила

Далида и кудри остригла ему, —

Зане в них была его дивная сила,

Какой не дано никому!

И бога забыл он, и падшего  взяли

Сампсона враги, и лишился очей,

И грозные руки ему заковали

В медяную тяжесть цепей.

Жестоко поруган и презрен, томился

В темнице и мельницу двигал Сампсон;

Но выросли кудри его, но смирился

И богу покаялся он.

На праздник Дагона его из темницы

Враги привели, — и потеха он им!

И старый, и малый, и жены-блудницы,

Ликуя, смеются над ним.

Безумные! бросьте свое ликованье!

Не смейтесь, смотрите, душа в нем кипит!

Несносно ему от врагов поруганье,

Он гибельно вам отомстит!

Незрячие очи он к небу возводит,

И зыблется грудь его, гневом полна;

Он слышит: бывалая сила в нем бродит,

Могучи его рамена.

«О, дай мне погибнуть с моими врагами!

Внемли, о мой боже, последней мольбе Сампсона!»

И крепко схватил он руками

Столбы и позвал их к себе.

И вдруг оглянулись враги на Сампсона,

И страхом и трепетом обдало их,

И пала божница… и праздник Дагона

Под грудой развалин утих…

₁₈₄₆

И. Козлов

^{535}

Венецианская ночь Фантазия

П. А. Плетневу

^{536}

Ночь весенняя дышала

Светло-южною красой;

Тихо Брента^{537} протекала,

Серебримая луной;

Отражен волной огнистой

Блеск прозрачных облаков,

И восходит пар душистый

От зеленых берегов.

Свод лазурный, томный ропот

Чуть дробимыя волны,

Померанцев, миртов шепот

И любовный свет луны,

Упоенья аромата

И цветов и свежих трав,

И вдали напев Торквата

Гармонических октав^{538} —

Все вливает тайно радость,

Чувствам снится дивный мир,

Сердце бьется, мчится младость

На любви весенний пир;

По водам скользят гондолы,

Искры брызжут под веслом,

Звуки нежной баркаролы

Веют легким ветерком.

Что же, что не видно боле

Над игривою рекой

В светло-убранной гондоле

Той красавицы младой,

Чья улыбка, образ милый

Волновали все сердца

И пленяли дух унылый

Исступленного певца?

Нет ее: она тоскою

В замок свой удалена;

Там живет одна с мечтою,

Тороплива и мрачна.

Не мила ей прелесть ночи,

Не манит сребристый ток,

И задумчивые очи

Смотрят томно на восток.

Но густее тень ночная;

И красот цветущий рой,

В неге страстной утопая,

Покидает пир ночной.

Стихли пышные забавы,

Все спокойно на реке,

Лишь Торкватовы октавы