Русская поэзия XIX века, том 1 - [79]

Я не надеюсь, не страшуся,

Я в ваших памятных листах

Спокойно имя помещаю.

Философ я; у вас в глазах

Мое ничтожество я знаю.

<1829>

Подражателям

^{480}

Когда, печалью вдохновенный,

Певец печаль свою поет,

Скажите: отзыв умиленный

В каком он сердце не найдет?

Кто, вековых проклятий жаден,

Дерзнет осмеивать ее?

Но для притворства всякий хладен,

Плач подражательный досаден,

Смешно жеманное вытье!

Не напряженного мечтанья

Огнем услужливым согрет —

Постигнул таинства страданья

Душемутительный поэт.

В борьбе с тяжелою судьбою

Познал он меру вышних сил,

Сердечных судорог ценою

Он выраженье их купил.

И вот нетленными лучами

Лик песнопевца окружен,

И чтим земными племенами,

Подобно мученику, он.

А ваша муза площадная,

Тоской заемною мечтая

Родить участие в сердцах,

Подобна нищей развращенной,

Молящей ленты незаконной

С чужим ребенком на руках.

<1829>

Муза

Не ослеплен я музою моею,

Красавицей ее не назовут,

И юноши, узрев ее, за нею

Влюбленною толпой не побегут.

Приманивать изысканным убором,

Игрою глаз, блестящим разговором

Ни склонности у ней, ни дара нет;

Но поражен бывает мельком свет

Ее лица не общим выраженьем,

Ее речей спокойной простотой;

И он, скорей чем едким осужденьем,

Ее почтит небрежной похвалой.

<1829>

К. А. Свербеевой

^{481}

В небе нашем исчезает

И, красой своей горда,

На другое востекает

Переходная звезда;

Но навек ли с ней проститься?

Нет, предписан ей закон:

Рано ль, поздно ль воротиться

На старинный небосклон.

Небо наше покидая,

Ты ли, милая звезда,

Небесам другого края

Передашься навсегда?

Весела красой чудесной,

Потеки в желанный путь;

Только странницей небесной

Воротись когда-нибудь!

₁₈₂₉

Интерьер кабинета.

Рис неизвестного художника. Черная акварель.

1830-е годы.

Государственный музей А. С. Пушкина. Москва.

«В дни безграничных увлечений…»

В дни безграничных увлечений,

В дни необузданных страстей

Со мною жил превратный гений,

Наперсник юности моей.

Он жар восторгов несогласных

Во мне питал и раздувал;

Но соразмерностей прекрасных

В душе носил я идеал;

Когда лишь праздников смятенья

Алкал безумец молодой,

Поэта мерные творенья

Блистали стройной красотой.

Страстей порывы утихают,

Страстей мятежные мечты

Передо мной не затмевают

Законов вечной красоты;

И поэтического мира

Огромный очерк я узрел,

И жизни даровать, о лира!

Твое согласье захотел.

₁₈₃₁

«Где сладкий шепот…»

 Где сладкий шепот

Моих лесов?

Потоков ропот,

Цветы лугов?

Деревья голы;

Ковер зимы

Покрыл холмы,

Луга и долы.

Под ледяной

Своей корой

Ручей немеет;

Все цепенеет,

Лишь ветер злой,

Бушуя, воет

И небо кроет

Седою мглой.

Зачем, тоскуя,

В окно слежу я

Метели лёт?

Любимцу счастья

Кров от ненастья

Оно дает.

Огонь трескучий

В моей печи;

Его лучи

И пыл летучий

Мне веселят

Беспечный взгляд.

В тиши мечтаю

Перед живой

Его игрой,

И забываю

Я бури вой.

О, провиденье,

Благодаренье!

Забуду я

И дуновенье

Бурь бытия.

Скорбя душою,

В тоске моей,

Склонюсь главою

На сердце к ней,

И под мятежной

Метелью бед,

Любовью нежной

Ее согрет,

Забуду вскоре

Крутое горе,

Как в этот миг

Забыл природы

Гробовый лик

И непогоды

Мятежный крик.

<1831 (?)>

На смерть Гете

^{482}

Предстала, и старец великий смежил

Орлиные очи в покое;

Почил безмятежно, зане совершил

В пределе земном все земное!

Над дивной могилой не плачь, не жалей,

Что гения череп — наследье червей.

Погас! но ничто не оставлено мм

Под солнцем живых без привета;

На все отозвался он сердцем своим,

Что просит у сердца ответа;

Крылатою мыслью он мир облетел,

В одном беспредельном нашел ей предел.

Все дух в нем питало: труды мудрецов,

Искусств вдохновенных созданья,

Преданья, заветы минувших веков,

Цветущих времен упованья;

Мечтою по воле проникнуть он мог

И в нищую хату, и в царский чертог.

С природой одною он жизнью дышал:

Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

И чувствовал трав прозябанье;

Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна.

Изведан, испытан им весь человек!

И ежели жизнью земною

Творец ограничил летучий наш век

И нас за могильной доскою,

За миром явлений, не ждет ничего. —

Творца оправдает могила его.

И если загробная жизнь нам дана,

Он, здешней вполне отдышавший

И в звучных, глубоких отзывах сполна

Все дольное долу отдавший,

К предвечному легкой душой возлетит,

И в небе земное его не смутит.

₁₈₃₂

«К чему невольнику мечтания свободы?..»

К чему невольнику мечтания свободы?

Взгляни: безропотно текут речные воды

В указанных брегах, по склону их русла;

Ель величавая стоит, где возросла,

Невластная сойти. Небесные светила

Назначенным путем неведомая сила

Влечет. Бродячий ветр не волен, и закон

Его летучему дыханью положен.

Уделу своему и мы покорны будем,

Мятежные мечты смирим иль позабудем,

Рабы разумные, послушно согласим

Свои желания со жребием своим —

И будет счастлива, спокойна наша доля.

Безумец! не она ль, не вышняя ли воля

Дарует страсти нам? и не ее ли глас

В их гласе слышим мы? О, тягостна для нас

Жизнь, в сердце бьющая могучею волною

И в грани узкие втесненная судьбою.

<1833>

«Наслаждайтесь: все проходит!..»

Наслаждайтесь: все проходит!

То благой, то строгий к нам,

Своенравно рок приводит

Нас к утехам и к бедам.

Чужд он долгого пристрастья:

Вы, чья жизнь полна красы,

На лету ловите счастья

Ненадежные часы.

Не ропщите: все проходит,

И ко счастью иногда

Неожиданно приводит

Нас суровая беда.