Русская поэзия XIX века, том 1 - [28]

Громкий, величавый;

Был огромный человек,

Расточитель славы.

То был век богатырей!

Но смешались шашки,

И полезли из щелей

Мошки да букашки.

Всякий маменькин сынок,

Всякий обирала,

Модных бредней дурачок,

Корчит либерала.

Деспотизма сопостат,

Равенства оратор, —

Вздулся, слеп и бородат,

Гордый регистратор.

Томы Тьера^{224} и Рабо^{225}

Он на память знает

И, как ярый Мирабо^{226},

Вольность прославляет.

А, глядишь: наш Мирабо

Старого Гаврило

За измятое жабо

Хлещет в ус да в рыло.

А глядишь: наш Лафает^{227},

Брут или Фабриций^{228}

Мужиков под пресс кладет

Вместе с свекловицей.

Фраз журнальных лексикон,

Прапорщик в отставке,

Для него Наполеон —

Вроде бородавки.

Для него славнее бой

Карбонаров бледных,

Чем когда наш шар земной

От громов победных

Колыхался и дрожал

И народ, в смятенье,

Ниц упавши, ожидал

Мира разрушенье.

Что ж? Быть может, наш герой

Утомил свой гений

И заботой боевой,

И огнем сражений?…

Нет, он в битвах не бывал —

Шаркал по гостиным

И по плацу выступал

Шагом журавлиным.

Что ж? Быть может, он богат

Счастьем семьянина,

Заменя блистанье лат

Тогой гражданина?…

Нет, нахально подбочась,

Он по дачам рыщет

И в театрах, развалясь,

Все шипит да свищет.

Что ж? Быть может, старины

Он бежал приманок?

Звезды, ленты и чины

Презрел спозаранок?

Нет, мудрец не разрывал

С честолюбьем дружбы

И теперь бы крестик взял,

Только чтоб без службы.

Вот гостиная в лучах!

Свечи да кенкеты^{229},

На столе и на софах

Кипами газеты;

И превыспренний конгресс

Двух графинь оглохших

И двух жалких баронесс,

Чопорных и тощих:

Все исчадие греха,

Страстное новинкой;

Заговорщица-блоха

С мухой-якобинкой;

И козявка-егоза —

Девка пожилая,

И рябая стрекоза —

Сплетня записная;

И в очках сухой паук —

Длинный лазоронп,

И в очках плюгавый жук —

Разноситель вони;

И комар, студент хромой,

В кучерской прическе,

И сверчок, крикун ночной,

Друг Крылова Моськи;

И мурашка-филантроп,

И червяк голодный,

И Филипп Филиппыч — клоп^{230},

Муж… женоподобный, —

Все вокруг стола — и скок

В кипеть совещанья

Утопист, идеолог,

Президент собранья,

Старых барынь духовник,

Маленький аббатик^{231},

Что в гостиных бить привык

В маленький набатик.

Все кричат ему привет

С аханьем и писком,

А он важно им в ответ?

Dominus vobiscum![8]

И раздолье языкам!

И уж тут не шутка!

И народам и царям —

Всем приходит жутко!

Все, что есть, — всё пыль и прах!

Все, что процветает, —

С корнем вон! — Ареопаг

Так определяет.

И жужжит он, полн грозой,

Царства низвергая…

А России — боже мой! —

Таска… да какая!

И весь размежеван свет

Без войны и драки!

И России уже нет,

И в Москве поляки!

Но назло врагам она

Все живет и дышит,

И могуча, и грозна,

И здоровьем пышет.

Насекомых болтовни

Внятием не тешит,

Да и место, где они,

Даже не почешет.

А когда во время сна

Моль иль таракашка

Заползет ей в нос, — она

Чхнет — и вон букашка!

1836

И. Крылов

^{232}

Разборчивая невеста

^{233}

Невеста-девушка смышляла жениха;

Тут нет еще греха,

Да вот что грех: она была спесива.

Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен,

И в лентах, и в чести, и молод был бы он

(Красавица была немножко прихотлива):

Ну, чтобы все имел — кто ж может все иметь?

Еще и то заметь,

Чтобы любить ее, а ревновать не сметь.

Хоть чудно, только так была она счастлива,

Что женихи, как на отбор,

Презнатные катили к ней на двор.

Но в выборе ее и вкус и мысли тонки:

Такие женихи другим невестам клад,

А ей они на взгляд

Не женихи, а женишонки!

Ну, как ей выбирать из этих женихов?

Тот не в чинах, другой без орденов;

А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты;

То нос широк, то брови густы;

Тут этак, там не так;

Ну, не прийдет никто по мысли ей никак.

Посмолкли женихи, годка два перепали;

Другие новых свах заслали:

Да только женихи середней уж руки.

«Какие простаки! —

Твердит красавица, — по них ли я невеста?

Ну, право, их затеи не у места!

И не таких я женихов

С двора с поклоном проводила;

Пойду ль я за кого из этих чудаков?

Как будто б я себя замужством торопила,

Мне жизнь девическа ничуть не тяжела:

День весела, и ночь я, право, сплю спокойно:

Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно».

Толпа и эта уплыла.

Потом, отказы слыша те же,

Уж стали женихи навертываться реже.

Проходит год,

Никто нейдет;

Еще минул годок, еще уплыл год целой:

К ней свах никто не шлет.

Вот наша девушка уж стала девой зрелой.

Зачнет считать своих подруг

(А ей считать большой досуг):

Та замужем давно, другую сговорили;

Ее как будто позабыли.

Закралась грусть в красавицыну грудь.

Посмотришь: зеркало докладывать ей стало,

Что каждый день, а что-нибудь

Из прелестей ее лихое время крало.

Сперва румянца нет; там живости в глазах;

Умильны ямочки пропали на щеках;

Веселость, резвости как будто ускользнули;

Там волоска два-три седые проглянули:

Беда со всех сторон!

Бывало, без нее собранье не прелестно;

От пленников ее вкруг ней бывало тесно:

А ныне, ах! ее зовут уж на бостон!

Вот тут спесивица переменяет тон.

Рассудок ей велит замужством торопиться:

Перестает она гордиться.

Как косо на мужчин девица ни глядит,

А сердце ей за нас всегда свое твердит.

Чтоб в одиночестве не кончить веку,

Красавица, пока совсем не отцвела,

За первого, кто к ней присватался, пошла;

И рада, рада уж была,

Что вышла за калеку.

<1805>

Ворона и Лисица

^{234}

Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,