Русская поэзия Китая - [25]

Третий — ищет лишь славы,

Если он честен… Или думает мир поразить

Необычайным и новым,

Как будто бы все не исчерпано в мире до дна!

Люди живут,

Ибо жить надо.

А ты?

Ты мечешься на перепутьях

И, изведав много дорог,

В лучах заходящего солнца

По стертым другими плитам

Вдруг находишь забытый путь

Сюда — под вечные сосны»…

…Когда ветер колышет колокольчики,

В виде древнего лотоса

На крыше храма —

Они издают мелодичный звон.

Калган, ущелье Северного Китая

ДЫМНЫЙ СЛЕД

Да, ты прав. Мы в тумане, мы не знаем, не верим…

Догорают пожары. Искры гаснут. Темно.

Мы привыкли с тобой к ежедневным потерям.

Нам с тобой — все равно!

Наш кошмар неизменен: за уступом — уступы,

Уходящие в сумрак, и по ним мы идем.

Каждый шаг окровавлен. Эти бледные трупы,

Может быть, — чернозем.

«Быть ступенью для многих»… Даже в прежнем, любимом,

Мы не ищем защиты. Искры гаснут. Темно.

Мы с родимых пожарищ, мы пропитаны дымом…

Нам с тобой — все равно!

Кобэ, Япония

В КИТАЙСКОМ ПАВИЛЬОНЕ

Полюбил ее бродяга и повеса,

Дом которого — «Земля под небесами»…

Ах, «Колокольчики» — маленькая принцесса

С такими суженными азиатскими глазами!

Принцесса «Колокольчики» — еще совсем ребенок,

Ей не исполнилось четырнадцати весен,

И для нее, как говорит поэт: «Звонок Ветер,

перебирающий струны сосен».

Гадает месяц в воде отражением,

Говорят о счастье храмовой завесы складки:

Для принцессы «Колокольчики» — все полно значеньем

Какой-то жуткой и радостной загадки.

Как ребенка, но страстно и грубо

Принцессу «Колокольчики» берет на колени

И терзает поцелуем губы Марко

Поло — искатель приключений.

Сын расы — новой и полнокровной,

Не дающий, но взять всегда готовый, —

Для него столетья поступью ровной

Не проходят: «День его — день новый»…

Смуглую грудь прикрывает она руками,

Но разве оттолкнуть его — в ее власти?

…И на Марко Поло глядят суженными глазами

Тысячелетья и провалы иной страсти.

ГОБИЙСКИЕ ПЕСКИ

Все это началось не нами,

И людей прошло — тьма тем…

Что делать с мускулистыми руками,

С косматым сердцем — все тем же и не тем?

Пусты проходят в мелкой радости и злобе

Дни наши, пустотой звеня:

Не раз пересек я — свою Гоби,

И гобийский песок изранил меня.

О, пращур мой, с топором кремневым!

Твой зычный голос в веках не смолк,

И во мне — современном и новом, —

Такой же притаился волк.

Хотел бы я любить иначе,

Но любовь жжет первобытным огнем.

И если ты не только зрячий,

Но и сильный — погибнешь в нем.

Прикрывайтесь лживыми словами,

Говорите о том, чего нет.

Но знайте, начался не нами

В песках, — тысячелетний след!

ПРОСТЫЕ СТРОКИ

Я тело в кресло уроню,

Я свет руками заслоню

И буду плакать долго, долго.

Н. Гумилев

О, да, я знаю, получив ответ,

Прочту, подумаю: «Вы правы».

И все ж мне будет даже Ваше «нет»

Дороже «родины и славы».

Так ослепителен, так бел

Цветущий снег акаций… Им усеян

Наш дикий сад. И потому я смел

И, как сказали Вы, «рассеян».

Для тех, кто спит, — нисходит сон

И тишина на крыльях звездной ночи.

Сквозь предрассветный легкий звон

Я слышу: «Дни чем ближе, тем короче».

«Любовь — как ночью вдалеке

Огни судов, мелькнувших ало…»

…Сжав Ваши пальчики в руке,

сказать о ней Вам тихо и устало…

…Дорогу, зной, безумно яркий свет

И звон цепей (Сомненья? Долга?)

И я, и Вы, сказавшая мне «нет»,

Мы — будем помнить долго, долго…

ЗВЕЗДОНОСЕЦ Парад на экране

Ты живешь и кажешься даже сытым,

У тебя такие же, как у нас были, винтовка и штык,

И не словам, от употребления избитым,

Прервать твой звериный зык.

В странное мы живем время,

И многое суждено нам увидеть наяву.

В тучную землю бросили семя

Проклятые буквы «Гэ-пэ-у».

Одинаково — злодея и праведника венчают

Топор гильотины или пламя на костре…

Воскресенья мертвых чаю И

 о Суде думаю на заре.

Но можешь ли ты есть, когда голодают дети?

Когда у них нет ничего, кроме нор?

Ты, обшаривающий клети

В доме собственном, — вор.

Иностранцам для доказательства теоремы

Необходима узость глаз твоих и ширина скул…

Звезды. Коммунистические шлемы.

От солдатских ног — миллионный гул.

ГЕОРГИЙ ГРАНИН

ДАНТОН

Лариссе Андерсен

Жизнь швырять

В

Сумасшедшем азарте.

Гильотинным заревом

Заливать крыши

Раздираемого

На тысячи партий

Революционного Парижа.

Воскрешать легенды

О диких гуннах.

Создавать свои

Вековые легенды.

Потрясать

Оборванцев

На старых трибунах.

Потрясать

Меднолобых

Членов Конвента.

Напоминать циклопических великанов.

Возвышать на бульварах

Заросшее темя

И

Однажды,

Разом,

Сорваться,

Канув

Прямо в какую-то

Тихую темень.

Прямо туда,

Где мечтают пяльцы,

Где думают предки на старых картонах.

Где будут

Холеные

Нежные

Пальцы

Распутывать космы

Бродяги Дантона.

И думать:

Ничто без тебя

Не стронется.

Никто такого рыка

Толпе

Не сможет дать.

Потому что —

Раз Дантон

Идет к любовнице,

Революция может

Подождать.

И однажды,

Проснувшись,

Увидеть,

Что серо

Парижское утро

И не на что

Больше надеяться.

Потому что

В дверях

С приказом

Робеспьера

Стоят

Национальные гвардейцы.

И однажды

Взглянуть

На знакомую площадь

С загудевшим

И сразу

Затихнувшим шумом,

И подумать, что

Жизнь

Это, в сущности, —

Проще,

Чем об этом

Принято думать,

И,

Увидевши смерть

Неприкрашенной,

Голой,

Бросить глоткой

В века

Несравненно простое:

— Робеспьер.

Покажи народу

Мою голову.

Клянусь.

Она!

           Этого!

                             Стоит!

Март 1932

Георгий Гранин

РОССИЯ

А вдруг и — вправду была Россия,