Русская модель управления - [102]

Чтобы опередить князей-соперников в борьбе за благосклонность Орды, за получение ханского ярлыка на великое княжение, Александр Невский и продолжившие заложенную им политическую традицию московские князья ввели в систему управления принципиально новые элементы: использование вышестоящей организации (в лице Орды) для подавления внутренних конкурентов, мобилизацию и перераспределение ресурсов как главную функцию управления (московские князья собирали со всей Руси дань для татар), «заначку» как основной источник финансирования (часть дани Москва утаивала от Орды в свою пользу), «приручение» вышестоящей организации путем прикармливания взятками ее функционеров (в результате чего ордынская администрация быстро деградировала) и прочие особенности.

«Ордынцы передали функции сбора дани великому князю, каковым к тому времени оказался выслужившийся на кровавом погроме восставшей Твери московский князь Иван Калита. И именно он стал по существу первым главой ордынской администрации на Руси, составленной из местного населения, — именно эти функции неукоснительно выполнял великий князь, беспощадно сдирая дань со всех… И получал награды за верную службу — ярлыки на отдельные земли от хана (Галич, Углич, Бел озеро и т. д.). Именно так, как известно, было заложено могущество Москвы»[496].

Заложенный отцами-основателями Московского государства механизм конвертации административных полномочий в деньги вскоре распространился вниз по всем ступенькам управленческой лестницы. На среднем уровне управления заначка была институционализирована в форме так называемых «кормлений». «В XV веке местное управление осуществлялось путем кормлений. Бывшие удельные князья и бояре получали свои или иные вотчины во временное управление с содержанием от местного населения, становясь государевыми наместниками в городах или волостелями в сельских вотчинах. Однако к середине XVI века кормленщики, чьи доходы изрядно превышали „корм“, стали тунеядцами за счет государства и местного населения»[497]. «С одной стороны, правительство старалось ввести понятие о службе государству как об общественной должности, с другой — старый обычай заставлял смотреть на нее только как на источник кормления»[498].

На самом низовом уровне управленческого аппарата заначка как плата за перераспределение ресурсов приняла форму обыкновенной взятки. А поскольку перераспределение и мобилизация ресурсов — главное содержание управленческих процессов в России, постольку и взяточничество приняло невиданный в христианском мире размах. Причем обусловленность взяточничества структурой и механизмами управления была осознана населением достаточно давно. Чего стоит один бытовой пример: «В 1637 г. в Путивле казак открыто хвастался, что „я де государя не слушаю, откупил я де деготь в Володимерской чети у дьяка Тимофея Голосова, а не у государя, и пошлины откупные плачу Голосову, а не государю“. На возражение „ино де Голосов больше государя?“, казак ответил: „Находить де тебе прежде государя Голосов двор“»[499].

По мнению В. О. Ключевского, нет оснований «считать преувеличенными отзывы иностранцев XVII века о продажности суда в Московском государстве, о том, что судьи открыто торговали своими приговорами, что не было преступления, которое не могло бы при помощи денег ускользнуть от наказания; и такие отзывы простираются не на один суд и не на одни второстепенные или удаленные от центра органы управления; иностранец, приехав в Москву, прежде всего узнавал, что здесь посредством подарков можно всего добиться, даже при дворе»[500].

«В XVII веке подношения приказным были нескольких видов. „Почесть“ полагалась заранее для успешного продвижения дела, „поминки“ — за конкретную работу с целью ее ускорения и „посулы“ (взятки) — за нарушение закона. Они в несколько раз превышали жалование»[501]. Например, крупные монастыри, у которых были свои рыбные ловли, ежегодно раздавали в Москве «в почесть» изрядное количество рыбы. Существовало даже выражение «бить челом сковороткою рыбки». В 1674 году Иверский монастырь бил челом А. С. Матвееву «сковородочкой свежей рыбки на двух возках»[502]. Доходы приказных подьячих, получаемые подобным образом, в несколько раз (не менее трех) превышали размеры их окладного жалованья[503].

Иван Посошков в начале XVIII века предлагал вообще прекратить выплату жалованья приказным из казны. «Пропадает она (казна. — А. П.) даром, ни за одну деньгу гинет. Пропитания ради главным судьям и приказным людям учинить оклад з дел, по чему с какова дела брать за работу, с каковые выписки иль с указа какова, иль с грамоты, иль с памяти»[504]. Размер платы приказным в XVII веке не только не вырос, но еще и понизился со 100 рублей в год до 88 в 1687–1688 годах. Средний размер жалованья подьячим сократился с 14,3 рубля до 9,5 рубля. Были подьячие, вообще не верстанные жалованьем, к 1682 году их было 40 % от общего числа. Им правительство разрешало компенсировать нехватку жалованья из денег, отпускаемых на покупку бумаги, чернил, свечей и т. д.[505].

Выписка из дела имела твердую таксу — 10 копеек за лист. Коммерческий подход подьячих к делу выражался в размашистом почерке и большом расстоянии между строками — таким образом, количество листов увеличивалось и плата, соответственно, тоже. Посошков, имея в виду это расточительство, советовал «писать по 50 и более строчек на листе», потому что «на нас все окрестные государства бумаги напасти не могут»