Русская любовь. Секс по-русски - [23]

«Вот так чудеса, — подумал я. — Ведет себя, как страстная „честная давалка“, и вдруг такие дурацкие заявления». Назло ей я рассказал, что не слезаю с женщин годочка два с половиной и нету таких сил, чтобы я оставил это занятие. Я сказал, что дружу с четырьмя чуваками и все сексуальные делишки мы делаем вместе. Я умирал от любопытства, в чем заключается ее двойственность в поведении. Я пытался добиться ее и этой ночью уложить в постель. Не тут-то было. Еще раз на прощанье прижавшись ко мне своим бедром, она напоследок так меня раскочегарила, что я и не знал, что делать. Вечер кончился.

Мы попрощались. Пару следующих недель мы ходили в кино, а затем она сказала, что хочет познакомить меня со своей матерью. Мать работала продавщицей билетов в кино «Ударник». У моей новой знакомой брат был альпинистом. Отец ее сидел в тюрьме, как и многие другие, за какие-то торговые дела. Вот это и было все, что я знал на момент женитьбы на ней. Она просто затравила меня своей таинственной невинностью.

С одной стороны, довольно распущенная девица в танце, более или менее опытная, с другой — воплощенная невинность. Такого я еще не видал. Путь к ее телу был только через свадьбу. «Ну и черт с ней, с моей холостяцкой жизнью», — подумал я.

Конечно, я советовался и с друзьями. «Ферд, а чего ты теряешь? Имущества у тебя нет, стоять у тебя еще пару десятков лет будет, чего ты теряешь или приобретаешь от женитьбы? Вы ровня — ты нищий, и она нищая. Погуляем на твоей свадьбе, а может, и станем крестными когда-нибудь. Познакомь-ка нас с ней». После знакомства они назвали ее «страхуилой» и стали отговаривать меня от опрометчивого шага. Но меня бес вожделения завел очень далеко. Такой двойственной дамочки я еще не встречал.

Кое-как сколотили и сыграли свадьбу в ее двухкомнатной квартире. С горя и радости напились достаточно. Настала первая брачная ночь. Мать ее с братом куда-то исчезли. «Теперь я готова отдаться тебе, мой дорогой», — сказала моя жена. Она легла на спину, раздвинула ноги, раскинула руки вширь и замерла без движения. «Елы-палы, а где слова любви, где объятия, где поцелуи…» Она, видимо, думала, что этим осчастливила меня. Шли минуты, я сидел на кровати рядом с ней, а она лежала неподвижно рядом со мной. А что было мне делать? Так и продолжать сидеть в молчании? Ну, я и решил: «Пора поорудовать пушкой на поле боя». Я лег на нее и через пару минут удостоверился, что она действительно была девушкой.

Потом я встал, подошел к столу, выпил водки, что там стояла, и без всяких угрызений совести заснул богатырским сном. Вот так закончилась наша сексуальная 3-4-х минутная связь.

И так продолжалось до тех пор, пока мы не разошлись. Ее бросало в дрожь только от мысли погладить меня по интиму. Ее бросала в дрожь мысль заняться со мной «французской любовью», что делает почти любая собака на улице, вылизывая своей подруге интимное место.

Ее бросал в дрожь любой способ, который отличался от лежания на спине и какого-то давания-недавания. Я не мог так сразу подать на развод. Я жалел ее, несчастную дуру-«фри-гиду».

Ее брат тоже захотел жениться, и чтобы дать ему шанс прописать жену у себя, прописал мою жену в несчастной коммуналке.

Мама моя, наивный, честнейший человек, проживший в ней 35 лет, согласилась спать в непроходной комнатушке в 8 квадратных метров. Я же с женой поселился в 11 м2. Наступила моя духовная смертная скука.

О, мои друзья, выручайте, на что я променял свободу? А чем они могли помочь молодому дураку? Ничем. Я рассказал им о своей «бурной» семейной жизни. Они печально смотрели на меня, но были настолько тактичны, что до поры до времени в мою семейную жизнь не влезали.

Я сам клял себя, что женился не из-за любви, а из-за ничего не стоящего интереса. Вскоре моя жена поссорилась из-за каких-то плошек-поварешек с моей бедной мамой. Придя домой с работы и увидев маму в слезах, я спросил ее, что случилось. Она сказала, что Ада — так звали мою жену — на что-то обиделась. Когда Ада пришла с работы, я попросил ее мою маму не обижать. Она прожила в этой квартире десятки лет, родила и вырастила двух сыновей, что было просто невозможно. Забрали ее брата, ее мужа, всех ее подруг и уничтожили. Сама она считалась «женой врага народа», а что это такое, всем советским людям понятно и известно. Я рассказал, что моя мама в годы войны не отдала нас в детский дом. Жертвуя собой, крошечная женщина огромной лопатой бросала в ненасытную пасть огненной печи уголек в котельной.

Но эти объяснения на Аду не подействовали. Забыл сказать, что я предупредил, что если произойдет еще одна ссора с мамой, я разведусь. После этого разговора я стал исчезать из дома по вечерам. Это означало, что я загулял с друзьями на «Бродвее». Однажды, в один прекрасный вечер, я с ними встретился, чему они страшно обрадовались. Мы громко, не стесняясь матерка, говорили о бабах, внимательно осматривая всех, кто мимо нас проходил.

Разговаривали, намечая планы на вечер. Говорили и говорили, а я и не заметил, что наши разговоры подслушивает один человек, которого в лицо я не знал, а он меня знал. Когда-то я случайно попал на писательские дачи, и на одной из них провел чудесный вечер в чудесной компании. Там была Клавдия Ивановна Шульженко, Зиновий Гердт, режиссер Минц, Визбор и многие другие известные люди. Я много пел под гитару блатных песен и чудесных романсов, которых знал множество. Лицо Минца я не запомнил. Ну вот, этот старый хрен подкрался к нам и услышал нашу болтовню и наш мат слово в слово. А дело было в том, что он был отцом подруги моей жены Люды Минц. Она была замужем за огромным красавцем, иранцем Тиграном. Может быть, вышла замуж из-за десятков банок черной икры, которые в доме у них стояли штабелями. Весом они были от пяти килограмм до ста грамм. Как ни странно, но икры ни из одной этой баночки я не попробовал, не угостили. Так вот, подслушав наш разговор, старик помчался домой и рассказал любимой дочке о том, что проделывает на улице Горького муженек ее подруги: «Да это самый настоящий кобель и хулиган!» Конечно, Люда побежала к Аде и все рассказала.