Русская литературная усадьба - [62]
Много радости доставляла Островскому и «третья охота» в изобилующих грибами окрестностях Щелыкова. Дочь писателя М. А. Шателен вспоминает: «Папа очень любил бывать в Ивановском и Грибовнике, причем обычно брал нас, детей, с собой. Вызывали восхищение росшие там стройные мачтовые ели, громадные вековые сосны. Бывало, мы с братьями возьмемся за руки и станем вокруг какой-нибудь толстой сосны, так как втроем ее едва обхватывали… Бывало, папа, очень любивший грибные походы, соберется с нами в Грибовник. На телегу накладывалось несколько пустых бельевых корзин, да у нас у всех по корзинке. Часа через три после приезда в лес наши бельевые корзины оказывались полными, и мы двигались в обратный путь, а придя домой, папа, довольный, оживленный, окруженный нами, гордо докладывал маме о количестве собранных грибов»[155].
Всякую живность Островский любил до обожания. По воспоминаниям той же М. А. Шателен он запрещал убивать старых лошадей, и они на полном довольствии доживали до естественного конца. Удивительно, но деревенские мальчишки в Щелыкове не разоряли птичьих гнезд, не истребляли ужей; они хорошо помнили слова своего барина, что в природе все целесообразно и ужи необходимы для борьбы с полевыми мышами, приносящими большой вред урожаю. Белки, живущие в парке, становились совсем ручными; они не пугались людей и смело спрыгивали с веток прямо на террасу, где всегда получали пропитание.
Щелыковские впечатления продиктовали Островскому одно из самых поэтически совершенных произведений русской литературы: «весеннюю сказку» «Снегурочка». Она полна многочисленными образами славянской мифологии. Таинственный народ берендеев упоминается в летописях; он исчез уже в X–XI веках. Историк Н. И. Костомаров считает, что берендеи были родственниками печенегов. По-видимому, они обитали в районе современного Александрова (Владимирская область), где еще при жизни Островского сохранялись предания о погибшем стольном городе берендеев; в этом городе правил царь, названный по имени своего народа.
Островский перенес действие в хорошо ему знакомые места. Вблизи Щелыкова, на правом берегу Куекши находится поляна, издавна бывшая местом народных гуляний на Троицу и в Духов день. Она привлекает природной достопримечательностью. На опушке леса бьет родник; вода заполняет сделанный в прадедовские времена шестигранный сруб, образуя крохотный водоем. Склонившись над срубом, можно насчитать множество ключей; в воде содержится сера, и поэтому она замечательного голубоватого цвета. В прошлом эту поляну считали святой, но уже в наше время (конечно, под обаянием «Снегурочки») она получила новое имя «Ярилиной долины». Впрочем, именно это последнее название, скорее всего, и является более истинным, ибо наверняка здесь некогда происходили языческие священнодействия. В христианские времена над родником была поставлена часовня, но уже при Островском о ней помнили только старики. По-видимому, эта поляна стала местом четвертого действия «весенней сказки», где растаяла Снегурочка.
Островский не любил одиночества. В Щелыкове всегда было множество гостей; прежде всего это были представители разудалого актерского цеха. Вся труппа Малого театра перебывала здесь. Но особая близость установилась у Островского с двумя артистами из Петербурга: Ф. А. Бурдиным и И. Ф. Горбуновым. Оба приятеля Островского мнили себя охотниками. Бурдин с папиросой в зубах лениво шел позади собаки. При появлении дичи он стрелял, не целясь, и, конечно, ничего не приносил в своем ягдташе. Над Горбуновым Островский подсмеивался: «Он, как гимназист, выйдет на крыльцо, выстрелит направо, потом налево, опять уйдет, и так до тех пор, пока у него есть порох». Вскоре к Горбунову прилипло прозвище: «Ваня — убей березу». Бурдин шутил: «Ваня, ты, пожалуйста, не перебей все березки, оставь что-нибудь на развод». За Горбуновым долга не числилось: «Будь покоен, Федя, а ты, пожалуйста, не перестреляй всех охотников, оставь кого-нибудь сообщить о нашей гибели»[156].
Надо сказать, что из литераторов мало кто приезжал в Щелыково. По семейным преданиям, гостем Островского был Н. А. Некрасов, но документально это не подтверждается. Предположительно имеется в виду ответный визит поэта, которого Островский посетил в Карабихе летом 1868 года. Следует также упомянуть известного этнографа и писателя С. В. Максимова. Старый друг Островского, он красноречиво описал его гостеприимство:
«Мы видели Александра Николаевича среди… красот природы здоровым и жизнерадостным. С необыкновенно ласковою улыбкою, которую никогда невозможно забыть и которою высказывалось полнейшее удовольствие доброю памятью и посещением, радушно встречал он приезжих и старался тотчас же устроить их так, чтобы они чувствовали себя как дома. На деревенское угощение имелось достаточно запасов в погребе и на огороде, на котором сажалась и сеялась всякая редкая и нежная овощь и которым любил похвастаться сам владелец. У него, как у опытного и прославленного рыболова, что ни занос уды, то и клев рыбы — обычно щурят — в омуте речки перед мельничной запрудой, и в таком количестве при каждой ловле, что довольно было на целый ужин. Оставаясь таким же радушным и хлебосольным, как и в Москве, в деревне своей он казался упростившимся до детской наивности и полного довольства и благодушия… Богатырь в кабинете с пером в руках — в столовую к добрым гостям выходил настоящим ребенком, а семье всегда предъявлялась им сильная и глубокая любовь к домашнему очагу. В маленьком скромном хозяйстве, не дающем ни копейки дохода, ощущалась полная благодать для внутреннего довольства и для здоровья, которое начало сдавать»
