Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика [заметки]

1

Об отношении Ницше к медицине и роли медицинского дискурса в его философии см.: [Käser 1998:179–207].

2

См.: [Trautmann/Pollard 1975]; [Neve 1988]; [Engelhardt 1991–2000 (весь второй том — библиография вопроса с 1800 по 1995 год)]. Библиографическая база и обзор текущей научной продукции по дисциплине «Литература и медицина» размещены на сайте: http://www.endeavor.med.nyu.edu/lit-med/lit-med-db/index.html.

3

Из недавних и немногих работ в этом направлении см. материалы конференции «Медицина и литература» [Studis 2001], а также монографии: [Merten 2003]; [Богданов 2005].

4

Во избежание терминологической путаницы название данного течения приводится на языке оригинала — literature and medicine. Здесь и далее в статье — LM.

5

Все сведения взяты из первого номера журнала Literature and Medicine см.: [Trautmann 1982].

6

Из университетских структур уместно назвать Institute For The Medical Humanities, University Of Texas Medical Branch At Galveston Texas. Кроме того, в Интернете существует база данных Medical Humanities, см.: http://endeavor.med. nyu.edu/lit-med/lit-med-db/index.html. Подробнее о центрах Medical Humanities см.: http://www.ucihs.uci.edu/com/medhum/links.html.

7

Среди антологий встречаются издания, не предназначенные для преподавания (такие, как The Literary Companion to Medicine), в которых составитель собирает литературу медицинской тематики, не распределяя ее ни по тематическим, ни по историческим разделам.

8

Будучи всю жизнь редактором крупного журнала, Н. Казенс страдал серьезной болезнью, долгое время был прикован к постели. Однако, вылечившись, он стал апологетом медицины, что и привело его в UCLA Medical School, где он преподавал предмет Medical Humanities. Казенс скончался в 1990 году.

9

См., например: [Гейзер 1954], [Меве 1989], [Шубин 1982]. См. также: [Тромбах 1989].

10

Изучение нарратива больных необходимо и в такой отрасли медицины, как психиатрия, где рассказ пациента является важнейшим симптомом, по которому врач должен поставить диагноз и назначить лечение.

11

Исследовавшая видения сибирских крестьян Е. К. Ромодановская приводит сведения о семи видениях, но они в основном связаны с запретом матерно браниться. Пространных нарративов о чудесных исцелениях в ее исследовании не указывается [Ромодановская 1996]. A. C. Лавров находит 23 видения в судебно-следственных документах 1703–1739 годов и указывает на то, что нарративов об исцелении от чудотворных икон сохранилось больше. Лавров приводит показания об исцелении после обета чудотворной иконе Богоматери Казанской вдовы Марьи Степановой 1709 года; запись о чудесах иконы Казанской Богоматери в Вознесенском монастыре, сделанную по заказу кн. Анны Барятинской в Москве в 1729 году; чудеса, записанные крестьянином Пименом Волковым в 1722 году. Записи же о чудесном исцелении, последовавшем после видения, единичны (наиболее примечательны: исцеление после видения чудотворца Николы Марьи Прокиной, 1733, солдатского сына Козьмы Дураченкова, 1734, видение жительницы Устюжны Железопольской Агафьи Мякошевой) [Лавров 2000].

12

См., например, весьма показательное развенчание чудес Феофаном (РГИА. Ф. 796. Оп. п. Д. 470).

13

О запрещении в большинстве видений матерной брани см.: [Ромодановская 1996].

14

«Созвали священника, [Матрону] покаяли и причастили»; «6 число декабря, то есть четверток, день памяти Николая чудотворца после утрени призвал священника в дом, сослужили молебен образу Николая чюдотворца с кондаками и икосами».

15

«Дал ей два Канонника и наказал „Держи в руках в охапки и жонка к тебе придет — не слушай ей из рук книг не впущай спи благословясь“». Действие чтения Канунника: «Жонка [лихорадка] стала у себя волосы драть уже самое дело стало малое волосов на голове…».

16

В повествование тут же вводится мотив мести, выраженный трогательным: «одна говорит — ты у меня извела сестры, а друга говорит — у меня извела дочери, а сами плачют по них, мы уже тебя за них умучим, уже мы ничего ни боимся!».

17

Ср. решение, вынесенное Синодом в 1766 году по делу о почитании Владимирской иконы Богоматери в московской церкви Воскресения Славущего за Никитскими воротами. Синод опросил 21 человека, объявившего о своем исцелении от иконы, и заключил, что что все их показания либо ложные, либо не вполне достоверные «и к признанию и утверждению оказуются недостаточны… а святыя иконы явление показуют бывшее в несовершенном их разуме…» (РГАДА. Ф. 1183. On. 1. Д. 186 (1765 г.) Л. 30 об.).

18

Вероятнее всего, заметки Радищева о шаманизме после его отъезда остались и потерялись в Сибири. Ср.: [Татаринцев 1977:245].

19

Более ста лет спустя Л. Штернберг подтвердит легитимность сравнения шамана с волшебником с точки зрения позитивистской этнологии: функция, приписываемая сатане и ведьме в европейском Средневековье, соответствует функции шаманского духа-помощника. Общими являются эротические черты, а также лечебная сила, присываемая ведьмам схоластикой. В конце концов европейскому Средневековью, так же как и шаманизму, были известны формы трансвестизма «по божьему велению». Пример Штернберга — Жанна д’Арк [Штернберг 1927:172].

20

Совсем иначе шаманизм представлен в путевых заметках, относящихся к XIX веку. В них предпринимается попытка изучить ритуалы и верования сибирских народов. См.: [Castren 1853: 221,338], [Паллас 1786: 62].

21

Шаманы были редкостью, но их приезды не были чем-то совсем новым для российской столицы. Доказательство тому — указы, в которых говорилось о необходимости привозить шаманов в Петербург. Ср., например, указ от 26 января 1722 года: «…и из Якутского уезду шаманов лучших, которые пользуют от болезней…» [Памятники 1969].

22

Ср.: [Kohl 1986: 227].

23

На «нормализацию» шаманизма указывает также А. Эткинд [Эткинд 2002: 283]. Эткинд по-иному контекстуализирует позицию Радищева, видя в ней дистанцированность по отношению к русским поселенцам в Сибири. «Братство» Радищева с «туземцами» против русских крестьян, по Эткинду, странным образом предсказывает постколониальные перспективы XX века.

24

Об актуальности этой темы в крупных российских городах с 1777 года до конца века см.: [Богданов 2005]. Наряду с переводами немецких авторов, трактатами Д. Аничкова (1777), В. Золотницкого (1787) и др. необходимо назвать оды В. Майкова, Г. Державина, В. Панаева, а также публицистические издания — журнал Н. Новикова «Вечерняя заря» (1782), отводивший значительное место теме бессмертия.

25

В трактате употребляются следующие дериваты: существительное «чувствование», означающее «чувствовать, способность воспринимать ч.-л.», «чувствительность», означающее в контексте сентиментализма, к которому Радищев тоже принадлежит, «восприимчивость, впечатлительность, сентиментальность». Но в трактате Радищев употребляет это слово также в значении «способность чувствовать, воспринимать ч.-л.». К. Богданов [Богданов 2005] указывает на абсолютную семантическую неделимость между словом «чувство» и образуемыми от него дериватами в XVIII в., обозначающими физиологические способности или художественно-эстетические установки. В определенном смысле это корреспондирует с нежеланием видеть принципиальное различие между литературно-поэтическим и естественно-медицинским дискурсами. Кроме этого, омонимия или, лучше сказать, полисемантика этого слова проблематизирована не только в русском языке, но и, например, во французском. До конца XVIII века похожая ситуация была со словом «sentiment». Р. Декарт и Ж.-Ж. Руссо употребляют его не только в значении «чувство», но и в значении «восприятие». Ср. «чувство» (нем. «Gefühl») в энциклопедии Миттелыптрасса (1995. Т. 1).

26

Ср. также концептуализацию «Воображение в связи с визуальным чувством», как своего рода внутренний потенциал последнего, в английской эстетике XVIII века; см. например: [Lachmann 2002: 68].

27

В Илимске под рукой были у Радищева «De l’esprit» Гельвеция (1758) и другие труды, на которые он ссылается в своем трактате: «Disquisitions relating to matter and Spirit» Пристли (1777) или «Идеи о философии истории человечества» И. Г. Гердера (1784–1791) — Ср.: [Радищев 1941:372].

28

Радищев не был знаком с работами позднего И. Канта. Вероятнее всего, он знал некоторые тексты докритического периода. Ср.: [Лапшин 1907: XVIII].

29

Эта интерпретация требует комментария в том смысле, что юродивые («Narr in Christo») как в России, так и в Западной Европе XVIII века ни в коем случае не считались сумасшедшими. Юродивыми называли людей, по-особому выражавших и переживавших свою религиозность. Радищев использует это понятие в определенном смысле метафорически.

30

Радищев приводит в этом месте два чрезвычайно интересных примера страданий, вызванных любовью. Первый пример: муж заболевает в тот момент, когда его жена в муках рожает ребенка, и выздоравливает сразу после родов. Второй пример: античная легенда о Страконикосе, которую можно назвать «анти-Эдипо-вой». Это история о юноше, страдающем от любви к своей матери. Он близок к смерти. Отец, узнав о несчастьи сына, вылечивает его тем, что уступает ему свою жену [Радищев 1907:114].

31

Смерть в понимании Радищева — это «естественная перемена человеческого состояния» [Радищев 1907: 83].

32

«Другая нами неощущаемая… неведомая организация». Далее Радищев говорит уже о «других организациях». Это означает, что речь идет не просто о «другом мире».

33

Предположение о том, что это мнение самого Радищева, подтверждается высказыванием Лейбница, которое Радищев избрал эпиграфом к трактату: «Настоящее полно будущим» [Радищев 1907:1].

34

Связь с современным (масонским) спиритуализмом (например, месмеризмом) кажется сомнительной, так как Радищев во многих местах трактата высказывался против странствий души и однозначно вписывает себя в ряды тех, кто верит в чудо. Подробно об этом в «Книге Четвертой»: «…известно, что нужно было Пифагору о себе сказать, что он был прежде Евфорбий, для того, что он утверждал переселенение душ… ибо естли мог делать чудеса всеми зримыя, то верили ему, что он облечен уже в новый образ.

Но ныне успехи рассудка мыслить заставляют, что всякое чудо есть осмеяние всевышнего могущества, и что всякий чудодеятель есть богохульник. Вот для сего Шведенборг почитается вралем, а Сен Жермен, утверждавший бессмертность в теле своем есть обманщик» [Радищев 1907:124].

35

Эта перспектива просвечивается также у В. Штеллера, в его «Beschreibung von dem Lande Kamtschatka» (1774). Он называет шаманизм у ительменов «species divinatio-nis simplicissimus» [Steller 1996:194].

K. Коль — сторонник марксизма, считавший, что с помощью климатической теории «становятся заметны основопологающие противоречия антропологических идей философии просвящения» [Kohl 1986:117]. По его мнению, климатическая теория призывает к осуществлению гражданских прав, свободы и равенства среди людей. Но она должна пренебрегать теми же ценностями относительно колониального разграбления неевропейских народов, так как ценности эти способствуют подъему буржуазии. «Если рассматривать ее как попытку материалистически объяснить различия между народами, с одной стороны, то, с другой стороны, ее нужно толковать как теоретическое обоснование превосходства Европы над всеми другими народами мира» [Kohl 1986:117].

36

Во французском языке слово «jongleur» имеет долгую, доходящую до Бернара де Клерво традицию. Он называл этим словом мистиков. (Я благодарю Р. Лахманн за эти сведения.)

37

Исторический конец этому различию между истинным и ненастоящим преклонением духам положил Й. Х. Юнг-Штиллинг. По образованию врач, он критиковал единство механистической картины мира, препятствующей, по его мнению, восприятию «невидимого спиритуального мира». Исходя из «теократической системы независимости» [Flaherty 1992:111] и из психологического подхода, он верил в существование спиритуального мира и настаивал на том, что общение «с духами» предполагает особенную «чувствительность нервной системы», а также «активное воображение» [Flaherty 1992:111]. Как и Лафито, Юнг-Штиллинг приходит к выводу, что существуют «настоящие» и «фальшивые» верования в духов. «Фальшивые» видения имеют патологические причины: истерию и ипохондрию. «Настоящие» же происходят благодаря «действительному появлению духов» (ср.: [Flaherty 1992:112]).

38

Здесь напрашивается вопрос о том, насколько позиция Лафито связана с его положением иезуитского миссионера и можно ли связать его убеждения с воззрениями маргинализированного, «вынесенного за культурные рамки» Радищева?

39

Ср.: [Dahlmann 1997: 27]. Среди немецких исследователей Сибири только Георги применял подобный подход к изучению шаманизма. Он понимал его как одну из религий Старого Мира, из которой возникли ламаизм и брахманизм [Дальманн 1997:42].

40

Специализации термина «тафофобия» в указанном значении способствовала работа Е. Морселли «Sulla dismorfobia е sulla tafefobia» (1891). Примеры клинических описаний: Psychitric Quaterly. 1942. Vol. 16. P. 641–645; Schweizer Archiv für Neurologie, Neurochirurgie und Psychiatrie. 1977. Bd. 120. S.195–203.

41

По объяснению 3. Фрейда, упоминающего страх быть похороненным заживо в «Толковании сновидений» (1900), он обозначает одну из фантазий «о пребывании в материнской утробе» — «бессознательное обоснование веры в загробную жизнь, которая представляет собою лишь продолжение в будущем загадочной жизни до рождения» [Фрейд 1913: 218, примеч.].

42

См. также резюме доклада Д. Гросса (Groß) «Zwischen Auferstehungsglaube und Aufklärung: Scheintodangst, Religion, Medizin und Staat im 18.Jahrhundert», прочитанного в 2002 году в рамках ежегодной конференции Немецкого общества истории медицины, естествознания и техники (см.: http://www.dggmnt.de/tagungen/tagung 2002.html).

43

В наши дни этот вопрос касается права общества «наделять» и «лишать» человека жизни: [Muller/Koennig 1988:351–374], [Агамбен 1999:75–79]. О проблеме достаточного критерия в определении смерти см.: [Wann ist der Mensch tot? 1994].

44

Вступивший в ложу «Петра к Правде» граф Ф. П. Толстой позже уверенно характеризовал ее как «лучшую» и «изобилующую более всех других сурьезными, образованными и дельными людьми»: «Ни в одной другой ложе ни один из братий совсем не знает настоящие работы масонов и думают, что все таинство масонов состоит в аллегорических действиях, производимых в заседаниях лож» [Толстой 2001:177,178,179].

45

Полный текст письма Еллизена: [Пыпин 1916: 400–406].

46

Еллизен цитирует книгу Тьери [Thierry 1787], вышедшую на следующий год в немецком переводе (Unterricht von den Fürsorge, die man den Todten schildig ist. Lübeck, 1788).

47

Прокл in semp. II113, 6 Kroll [Фрагменты Демокрита 1955].

48

«Всякий друг человечества будет согласен сказать с г. Гуфеландом: „Не станем оставлять умершего, но окажем ему таковое почтение, внимание и попечение, каковое оказывали пред смертию его; поелику может быть он слышит, и внутренно благославляет человеческие попечения. Не оставим его до тех пор, пока гнилость не удостоверит нас, что и последняя искра жизни угасла“» [Еллизен 1801: 84].

49

Электронная версия издания: www.nursehistory.org/ar-text.htm

50

О читательском контексте повести Эмина см.: [Сиповский 1910: 598–603, след.].

51

Друг Просвещения. 1804. № 3. С. 228. Автор здесь же призывает не хоронить мертвых тел до тех пор, покуда не покажутся признаки гниения, и призывает к строительству соответствующих домов, где бы тела умерших находились под медицинским призором.

52

Анекдот / Пер. с нем. Ф. Бунакова // Вестник Европы. 1808. № 20. С. 290–294.

53

Викторина Ольмон // Вестник Европы. 1810. № 9. С. 28–38.

54

Рейхмут фон Адохт / Соч. Еленшлегера // Вестник Европы. 1816. № 8. С. 241–258.

55

Groß D. Zwischen Auferstehungsglaube und Aufklärung: Scheintodangst, Religion, Medizin und Staat im 18.Jahrhunder (http://www.dggmnt.de/tagungen/tagung 2002.html). Схожим образом рассуждал P. Финьюкэн, связывая страх перед мнимой смертью с латентно болезненной для эпохи научного позитивизма «жаждой бессмертия» [Finucane 1996:177–178].

56

В переводе на русский язык роман Харитона был издан уже в 1766 году: Похождения Керея и Каллирои: Соч. на греч. яз. Харитоном Афродийским / С немецкого (sic!) [пер. Иван Акимов]. СПб., 1766. В 1793 году в Калуге вышло второе издание того же перевода: Славные язычник, или Весьма достойнешие любопытства приключания Керея и Каллирои, знатнейших сиракузян.

57

Интерпретацию этих текстов с историкомедицинской точки зрения см: [Amundsen 1974:320–337].

58

История эта, судя по всему, неправдоподобна. См: [O’Malley 1964:304–364]. Другие версии той же легенды: [Milanesi 1991: 100–106].

59

Можно согласится с Б. Зигертом, полагающим, что тема «мнимой смерти» является частным случаем медиальной «фантасмагоризации» смерти в образах оживших покойников, вампиров, зомби и т. п. К сожалению, насколько можно судить по резюме прочитанного им университетского курса («Das Unheimliche der Medien. Scheintod, falsches Leben, lebende Leichen, „Neomorts“ in Literatur, Photographie und Film»), объяснение соответствующей топики ограничено у Зигерта психоаналитическими концепциями о бессознательном страхе (das Unheimliche), испытываемом человеком перед «неопределенностью» различения живого и мертвого (http://www.uni-weimar.de/medien /kulturtechniken /lehre/scheintod. html).

Д. Шмидт, рассмотревший сюжеты о мнимоумерших в литературных текстах второй половины XIX–XX века в лекционном курсе «То be continued. Scheintod und Literatur», прочитанном в 2003 году в университете Эрфурта, объясняет интерес литераторов к мнимой смерти конструктивной схемой романа, предполагающего смерть персонажей в качестве обязательной компоненты сюжета. Если смерть привносит завершенность и вместе с тем смысл в повествование, то мнимая смерть («игра со смертью») этот смысл разнообразит (http://www.uni-erfurt.de/litera-turwisseschaft/master/lehre/detail.html).

60

См. анализ этих текстов в третьей главе докторской диссертации, посвященной репрезентации неестественной смерти в немецких народных сказках: [Beier 1997 (электронная версия: http:/dochost.rz.hu-berlin.de/dissertationen/medizin/beier-bar-bara/HTML/beier.html)].

61

О «ближайшем контексте» гоголевских произведений см.: [Вайскопф 1993], [Алексеев 1978:30–31].

62

«Resurget igitur саго, et quidem omnis, et quidem ipsa, et quidem integra» [Tertullian. De carnio resurrectione].

63

О спорах на тему бессмертия и мистических настроениях, царивших в кружке Герцена — Огарева — Грановского в 1830–1840-е годы см.: [Фреде 2001:173–174]. В 1848 году Н. П. Огарев, окончательно порвавший с религиозными убеждениями юности, пишет H. A. Тучковой: «Меня занимает одно — свести проблему жизни к ее простейшим элементам и, вооружившись этим материализмом, окончательно отрешить от власти всякую мистическую идею» [Русские пропилеи 1916: 38 (оригинал по-фр.)].

64

В письмах, написанных Белинским в последние годы жизни, прежнее почтение к Леру сменяется иронией [Белинский 1956:100,330].

65

Посадский Я. Из местных литературных воспоминаний // Волжский вестник. Казань, 1899. С. 393 (цит. по: Отрадин М. Роман В. В. Крестовского «Петербургские трущобы» [Крестовский 1990:з]). В 1902 году Е. Соловьев характеризовал роман Крестовского как «известный всей читающей России» [Соловьев 1902: 453].

66

«Зашла речь в беседе о мнимоумерших, о зарытых живьем, каждый из собеседников знал несколько подобных случаев, с большими подробностями, знал наверное, что все это точно так было, но на поверку выходило, что все это было Бог весть где начитано и наслышано, а из семи человек собеседников ни один не мог подкрепить подобного случая своим личным свидетельством, ни один всех этих страстей сам не видел» [Даль 1898:108].

67

Как бы в виде иллюстрации к слухам о том, что больные от холеры хоронятся живыми, бельгийский художник А. Виртц изобразил такого мнимоумершего, открывающего крышку гроба с надписью «Mort du cholera» («Inhumation precipitee», Musees royaux des Beaux-Arts de Belgiques).

68

О возможности воскрешения умерших мечтал уже Ж. Э. Ренан, но, как полагал Федоров, малодушно отступился от собственной мысли после того, как идею «преодоления смерти» отверг химик П.-Э.-М. Бертло: «Бездушный химик не мог возвыситься до этой мысли, и Ренан согласился с ним» [Федоров 1913:32]. См. также: [Кийко 1980:121].

69

Цит. по: [Кузнецов и др. 1999: 84] (здесь же, на с. 85–90, говорится о реставрации и повторном бальзамировании тела Пирогова в 1945 г.). См. также: [Даль 1956: 65–74] — Предыстория посмертного сохранения тела Пирогова остается в определенной мере загадочной. Известно, что Выводцев прислал Пирогову свою монографию о бальзамировании, однако неясно, сам ли Пирогов завещал забальзамировать его тело, или это было сделано по инициативе его родных [Горелова 2000 (http://www.rmj.ru/main.htm/rmj/t8/n8/349.htm)]. Очевидно во всяком случае, что бальзамирование могло быть эффективным только будучи произведено вскоре после смерти. Неотложный приезд Выводцева из Петербурга на Украину, в село Вишня Винницкого уезда, где Пирогов умер, мог состояться, только если поездка оговаривалась заранее.

70

Об истории бальзамирования Ленина см.: [Лауэр 1924: 23–24], [Збарский/Солоухин 1998], [Кузнецов и др. 1999: 90–94].

71

Как ученик Фуко (по крайней мере, в 1980-е и 1990-е годы), Ф. Киттлер говорит о «новой, созданной автором разновидности литературных текстов» [Kittler 1991:103].

72

Представления Набокова о теле писателя как факторе конструирования канона является парадигматическим для XX века, в котором литературный канон начинает «to unravel» (ср. «век хаоса» X. Блума). В то же время формируется мнение о каноне как о чем-то в значительной мере случайном и подлежащем манипулированию. Данная работа развивает соображения, представленные в моей статье о «работе с каноном» Тынянова: [Meyer 1997].

73

Кюхельбекер был приговорен сначала к смерти, а затем к тюремному заключению и ссылке за покушение 14 декабря 1825 года на жизнь великого князя Михаила Павловича — самого молодого из братьев Александра I.

74

Во время обсуждения моего доклада на конференции в Констанце было высказано предположение, что речь в данных строках идет о разных людях. Образ больного поэта может относиться к Кюхельбекеру, а слепого, например, к И. И. Козлову. Мне кажется, это противоречит логике стихотворения. Во-первых, я уверен, что болезнь и слепота относятся к одному поэту — самому Кюхельбекеру. Не исключено, впрочем, что речь идет вообще обо всех сосланных декабристах. Однако общая логика текста заставляет предположить, что автор описывает свои собственные страдания.

75

Здесь и далее цитируется русский перевод М. Донского.

76

Цитата извлечена из предисловия Д. Довера Уилсона к его изданию «Ричарда II» 1939 года. Это, без сомнения, стандартная, даже каноничная составляющая комментариев к пьесе. Ту же цитату можно обнаружить в статье К. Эйсман Маус, посвященной тому же предмету и помещенной в книге С. Гринблатта [Greenblat 1997:944]. По-видимому, первое упоминание о ней содержится в: [Nichols 1783]. В издании 1823 года эту цитату можно найти на странице 552 третьего тома книги Дж. Николса (цит. по: [Bolam 2002:145]).

77

Блум, кстати говоря, ни разу не упоминает Ричарда II в «Западном каноне».

78

Пер. С. А. Никитина.

79

Пер. H. H. Мазур.

80

См. осуществленный Д. Уффельманом анализ произведений Н. Г. Чернышевского, соотносящий идеи кенозиса и христианского искупления: [Uffelman 2003].

В специфической интерпретации Уффельмана кенозис четко отделен от аскезы.

81

См. исследование P. Лахманн, анализирующей тексты Ф. М. Достоевского в свете блумовского концепта страха влияния: [Lachmann 1990: 428ff.]. Исследователь описывает «следы» этого страха в теле писателя, упоминая в том числе «Schreibqual» (мучения писательства).

82

Название седьмой главы книги — «Король никогда не умирает».

83

«Натуральная школа» традиционно рассматривается как раннее проявление эстетики реализма, пытавшееся решительно «отмежеваться» от романтических течений. Подробнее об идеологии «натуральной школы» см.: [Виноградов 1969], [Цейтлин 1965]. В работе последнего представлен анализ взаимосвязи между «физиологическим очерком» и «натуральной школой». А. Г. Цейтлин рассматривает жанр очерка как центральный жанр представителей «натуральной школы» на том основании, что стиль, мотивы и приемы последней заданы формой очерка.

84

В эстетике раннего реализма совершается «поворот к действительности», целью которого является верификация литературных и внелитературных явлений. Правдоподобность изображаемого должна подкрепляться опытом и быть логически обоснованной. Одновременно эта эстетическая позиция является исходным пунктом процесса, который предполагает необходимость рассмотрения взаимосвязей как между литературой и действительностью, так и между отдельными явлениями «на научной основе».

85

В одном из писем Белинский ссылается на широко обсуждавшуюся в то время статью французского физиолога Е. Литтре «Важность и успехи физиологии», напечатанную в «Современнике» в 1847 году [Литтре 1847].Теоретическим обоснованием работы Литтре служит позитивисткое учение О. Конта, который постулирует основные принципы социальной огранизации общества, исходя из принципов физиологии. Именно Литтре принадлежит мысль о необходимости изучения человеческого организма именно с точки зрения его физиологического функционирования (в отличие от его органического строения!) с целью познания человека как целого — мысль, которую разделяли представители русского реализма. Называя физиологию «наукой наук», Белинский прибегает к той же аргументации, что и Литтре (письмо Белинского от 17 февраля 1847 года [Белинский 1953–1959 XII: 331]).

86

Письмо Белинского от 17 февраля 1847 года [Белинский 1953^_1959 XII: 331].

87

Ю. В. Манн описывает три различные возможности конструирования подобных срезов: типологически, т. е. с помощью выбора и описания персонажей, далее на основании их общественного положения и, наконец, на основании обусловленного общественным положением типичного поведения и привычек. Манн описывает «срезы» как «локализации» внутри «тканевой структуры общественного организма», с помощью которых могут быть представлены разнообразные функции этого организма: «Общество стало огромным „телом“, поделенным на участки и клетки, сделавшиеся предметом наблюдения и изучения. Каждая клетка обладала притягательностью для художника уже потому, что она жила свой жизнью, независимой от его поэтического мира» [Манн 1969:240–305].

88

О связи болезни и морали см. подробнее: [Anz 1989:1–32].

89

Медицинский дискурс был постоянной составляющей дискуссии о нормах и ценнностях в среде литературной интеллигенции. Ср.: [Anz 1989:XIII].

90

Физиология также ставит вопрос о взаимосвязи между процессами, протекающими вне и внутри человеческого тела, между статическим диагнозом и динамическим протеканием болезни. Классификации болезней, составленные в XVIII — начале XIX века такими физиологами, как Ф. Пинель и К. Линне, расширяются за счет введения временной координаты и одновременного включения психологических аспектов медицины. При этом имеется в виду в первую очередь придание особого значения возникновению и развитию наблюдаемых симптомов болезни. С появлением этой новой точки зрения меняется также и методика постановки диагноза. Акцент переносится с исследования «статических» симптомов на поверхности тела на «проникновение» во внутрь тела для наблюдения за происходящими там изменениями. Первостепенное внимание придается отныне внутреннему «психологическому» пространству человека, неразрывно связанному при этом с видимой оболочкой. Новый подход заключается в установлении причин (в том числе патологических) изменений, которые, проявляясь на поверхности тела в виде симптомов, обусловлены внутренними «органическими» изменениями. Наряду с «временной» телу придается также и «пространственная» координата на том основании, что комплексная сеть причинно-следственных и функциональных отношений по-новому структурирует взаимосвязи внутреннего и внешнего [Hess 1993].

91

Манн и Виноградов отмечают новый тип взаимоотношений между внутренним и внешним именно в «Сентиментальных очерках», близких к «физиологическому очерку».

92

Это явление было отмечено критикой той эпохи. В «Финском вестнике» 1845 года говорилось: «Мы хотим действительности во что ни стало, и самый любимый герой наш теперь не поэт, не импровизатор, не художник, а чиновник или, пожалуй, откупщик, ростовщик, вообще приобретатель, т. е. самое непоэтическое существо в мире» (Финский вестник. 1845. № 1. С. 16–17,315).

93

Девушкин неоднократно подчеркивает, что он не в состоянии писать последовательно, так как он «болезненно раздражен» [Достоевский 1973–1988 1:71].

94

Подробный анализ гротескных элементов гоголевской традиции у Достоевского см.: [Виноградов 1969].

95

Это могло послужить одной из причин охлаждения Белинского к романам Достоевского. Белинский критикует их пространность, отход от отображения действительности и недостаточную гражданскую активность автора.

96

Согласно К. Ясперсу, именно в этом случае плодотворен симбиоз медицины и экзистенциальной философии. Сущность человека проявляется именно в пограничных психических ситуациях, в страдании, болезни и близости смерти, которые, в свою очередь, подразумевают присутствие или вмешательство медицины. Постижение глубинных экзистенциальных основ бытия всегда значит проникновение в область человеческого страдания; медицина и приемная врача становятся «конкретной философией» [Jaspers 1954: 85–86]. В этой работе сделана параллельная творчеству Достоевского попытка выйти за рамки материалистической психологии или, по крайней мере, за рамки причинно-функционального анализа. Ясперс признавал за человеческой психикой собственную динамику, поддающуюся не объяснению, а лишь интерпретации, исходящей из контекста.

97

Биографии героев призваны прояснить функцию, которую выполняют события жизни каждого их них в социальной структуре общества.

98

Именно этот аспект совпадает с представлениями Бахтина о полифоничном построении романа. Согласно Бахтину, при социально-психологической разработке образов романа сходятся воедино часто противоречащие друг другу психологические, идеологические и социальные мотивации (действий) героев таким образом, что происходит структурирование полифонии на уровнях литературного стиля, диалога, картины мира и структуры романа [Бахтин 1972: 210].

99

При переходе от романтической науки о душе к психологии и психиатрии 1840–1850-х годов происходит постепенное исчезновение понятия автономного субъекта. Хотя «внутренние процессы» как предмет исследования и выдвигаются на передний план (это значит, что чувства и биография отдельного человека релевантны для психологического анализа), психика человека при этом оказывается лишь фактором, по которому можно определить его отношение к окружающему миру (что, в свою очередь, указывает на тенденцию к психологическим обобщениям). Ментальные процессы анализируются с целью установления их схожести с другими процессами, а человеческая психика становится конструктом, состоящим из определенных (социальных, биографических или психологических) величин. В России большое влияние получает теория В. Гризингера (1817–1868), считающего различные формы психических расстройств не самостоятельными заболеваниями, а определенными стадиями процесса болезни. Его теория дегенерации как объяснение индивидуальных патологий имела большое значение для дальнейшего развития психиатрии и психологии (ср.: [Schmiedebach 1989: 267]). Состояния психического здоровья и болезни рассматриваются не как кардинально противоположные, а как определенные «градусы» на шкале психического состояния человека. Болезненные состояния понимаются как усиление наклонностей и аффектов (или в качестве их градуальной дегенерации), уравновешенных в психически здоровом человеке (ср.: [Schmiedebach 1989: 266], [Roelcke 1999: 88ff.]). Понимание здоровья и болезни как двух взаимоисключающих состояний сменяется утверждением о возможности существования многих градуальных степеней «дегенерации». Это приводит к существенному расширению психопатологического спектра и таит в себе возможность «проникновения» психиатрии в повседневную жизнь и придания биографическим факторам особого значения в формировании психики. Особое внимание уделяется при этом не только патогенному влиянию внешних факторов, но и развитию отдельного человека. Гризингер как «историк психики» соединяет в своих трудах анализ внутреннего мира человека и мысль о личном внутреннем развитии с исследованиями социальной среды. Все концепции психологии развития имеют нечто общее: все они рассматривают психику человека как результат дискурсивируемых эмоций и событий его жизни (ср.: [Balmer1982: 113–195]). Самонаблюдение субъекта, обнаруживающее специфические качества психики, имеет для психологии такое же значение, как и наблюдение за субъектом со стороны. Все это значимо для развития литературного психологизма в пределах реализма.

100

К понятию «Selbst» и его отличию от «ich» в нарративных самопрезентациях см.: [Schmid 2000:9–13]. Связь между двумя этими понятиями дефинируется им следующим образом: «Die Beziehung zwischen Ich und Selbst läßt sich mithin wie folgt bestimmen: Das Selbst ist jene immer schon existierende Ganzheit eines Individuums, das als seinen deutlichen Ausdruck das Ich hervorbringt. Dieses Ich zeichnet sich seinerseits durch Individualität, Identität und Entität aus. Von entscheidender Bedeutung für den Vorgang der Ichbildung ist seine narrative Natur» [Schmid 2000:12]. «Selbst» является более высокой инстанцией, чем «ich». «Selbst» уже содержит «ich» в себе, существует до его появления и осуществляет функцию наблюдения и регулирования по отношению к нему, следовательно, не может рассматриваться в качестве производного «ich»-инстанции.

101

Здесь можно говорить скорее о «psychische Akte in statu nascendi», чем о результате предшествующих психических процессов [Thome 1986: 40].

102

Об истории и культурной специфике спиритизма см.: [Конан Дойль 1998], [Nelson 1969], [Oppenheim 1985], [Barrow 1986], [Owen 1989].

103

Номера мотивов приводятся по указателю [Thompson 1955–1958].

104

Подробнее о Месмере и его последователях см.: [Шерток/Соссюр 1991: з9–72].

105

Цит. по: [Goodman 1988: 29].

106

Об увлечении «животным магнетизмом» в пушкинскую эпоху см.: [Тромбах 1989: 133–151]. Ср. также: [Сакулин 1913:379–381]

107

Ср. собственные воспоминания Глинки о занятиях магнетизмом в 1824 году: [Глинка 2001:19–39].

108

См.: [Одоевский 1887:43–44].

109

См. основные «спиритуалистические» труды Аксакова и Бутлерова: [Аксаков 1893], [Бутлеров 1879], [Бутлеров 1889].

110

Тонкий и проницательный анализ идеологического подтекста антиспиритуалисти-ческих настроений Менделеева см. в работе: [Rawson 1978:1–8]. По справедливому наблюдению Роусона, и Менделеев, и другие противники спиритизма, вошедшие в «медиумическую комиссию», получили высшее образование в Петербурге во второй половине 1850-х — 1860-х годах, тогда как Вагнер и Бутлеров учились в Казанском университете в 1840-х. Таким образом, ученые противники и сторонники спиритизма наследовали очень разным интеллектуальным течениям, обусловленным и хронологическими и географическими факторами. Добавлю, что в юности Бутлеров увлекался месмеризмом, и это увлечение, по-видимому, повлияло на его позднейший интерес к спиритизму.

111

Об истории комиссии см.: [Менделеев 1876], [Аксаков 1883].

112

Финальная часть стихотворения, частично процитированная Менделеевым, звучит следующим образом: «Нет, эти духи, что стучат / Или ворочают столами / Не те, которые грозят / Расстаться с нашими мечтами! / Они — невежды иль шуты, / Родные дети пустоты, / Тоски, неверья, увяданья, — / Они — фантазия без крыл, — / Они — не в силах дать нам знанье, / И дать нам веру нет в них сил…» [Полонский 1896: 61–65].

113

См.: [Достоевский 1986: 65,70–71,127,136, 224, 228], [Белов 1985: 201].

114

На это указывают письма Достоевского Вагнеру. 21 декабря 1875 г. он пишет: «Что у Аксакова? Будут ли, наконец, сеансы?

Я готов обратиться к нему сам…: не допустит ли он меня к себе хоть на один сеанс?» [Достоевский 1986: 68]. В следующем письме — от 2 января 1876 года [Достоевский 1986:70] — Достоевский сообщает, что «с большим удовольствием» прочел известие Вагнера «об интересном госте из Англии» (т. е. о приезде Клайер). Вероятно, о предполагающихся сеансах у Аксакова речь идет и в письме Достоевского от 7 января, однако его полный текст остается неопубликованным [Достоевский 1986: 231].

115

Добавлю, что попытки некоторых исследователей трактовать заочную полемику между Достоевским и Менделеевым как серьезный спор философского или религиозного характера не кажутся мне сколько-нибудь оправданными (см., например: [Волгин/Рабинович 1971:103–115], [Gordin 1999]).

116

Зачастую литературное изображение спиритизма вообще приобретает сугубо комический характер. См., например, юмористический рассказ Чехова «Страшная ночь» (1884), который, судя по всему, основывался на личных впечатлениях автора: «Как-то… я занимался спиритизмом, и вызванный мною Тургенев ответил мне: „Жизнь твоя близится к закату“» [Чехов 1975:139–145,568–569].

117

Толстой также исходил из персональных впечатлений от спиритического сеанса, на котором он присутствовал в Москве в 1870-х годах. Впрочем, этот сеанс, происходивший на квартире Н. А. Львова, оказался неудачным (см.: [Гудзий 1933:647–648]).

118

В начале XX века в России появилось несколько литераторов-спиритуалистов, ориентировавшихся на беллетристическую репрезентацию спиритических опытов (И. А. Карышев, Л.А. фон Нольде, В. И. Крыжановская (Рочестер) и др.).

Особенно плодовитым автором была Крыжановская, опубликовавшая более двадцати романов и повестей на оккультные темы. По ее утверждению, некоторые произведения были продиктованы ей духом графа Рочестера — английского поэта XVII века (отсюда — псевдоним, которым пользовалась Крыжановская). См.: [Карышев 1901], [Нольде 1912], [Нольде 1911], [Крыжановская 1912–1913], [Рейтблат!994:173–174]. Вместе с тем вряд ли стоит переоценивать популярность и общественное влияние русских литераторов-спиритуалистов, как это делает, например, М. Карлсон (см.: [Carlson 1997:138–139]).

119

См., например, вполне типичные мемуарные свидетельства о занятиях спиритизмом, оставленные А. Бенуа [Бенуа 1980: 472–474] и князем Ф. Юсуповым [Юсупов 2000: 98].

120

Некоторые материалы о русском спиритизме 1910–1920-х годов, а также о советских гонениях на спиритизм см. в воспоминаниях религиоведа М. И. Шахновича: [Шахнович 1996: 211–233].

121

Следует оговориться, что объем данных, находящихся в моем распоряжении, не слишком велик, и их репрезентативность может быть поставлена под сомнение. Вместе с тем ряд косвенных свидетельств также указывает на особую значимость образа Пушкина для советской спиритической традиции. Характерно, например, что Пушкин фигурирует даже в практике «вызываний», характерной для школьного фольклора и ритуалистики (проблема генетического соотношения «взрослого» спиритизма и детских «вызываний» дискуссионна). В качестве иллюстрации приведу запись, любезно предоставленную мне А. Л. Топорковым:

«Как вызвать Пушкина?

Надо поставить на стол (на пол, на стул) стакан воды и кусок хлеба. Пушкин придет, хлеба откусит, воды отопьет, уйдет.

Всё будет ночью. Если Пушкин придет — это хорошо, а если нет — то в этот день может случиться несчастье, например, умрет кто-нибудь из родных» (Записано А. Л. Топорковым от Зины Гусевой, 1971 г. р., в 1981 году в Ленинграде).

122

Подобной проблематике отчасти посвящен сборник «Легенды и мифы о Пушкине», вышедший в 1994 году в Санкт-Петербурге под редакцией М. Н. Виролайнен. Однако это издание, согласно аннотации «представляющее собой полный набор легенд и мифов о Пушкине», вызывает двойственное впечатление. Подбор и тематика включенных в него работ довольно хаотичны, а автор единственной статьи, непосредственно посвященной образу Пушкина в советской массовой культуре [Михайлова 1994: 282–287], заботится исключительно о том, кому «угрожает» «пушкинский кич»: самому Пушкину или нашему эстетическому чувству. Большее внимание «советскому мифу о Пушкине» уделяется в работах П. Дебрецени (см.: [Дебрецени 1993:258–283], [Debreczeny 1997]), а также в небольшой статье М. Безродного «К вопросу о культе Пушкина на Руси: Беглые заметки» (цитирую по электронной версии: http://www.ruthenia.ru/document/242352.html), однако и эти исследователи не пытаются сколько-нибудь планомерно систематизировать и анализировать массовую мифологию и ритуалистику, связанные с русским культом Пушкина. Дебрецени ограничивается поиском мало обоснованных параллелей между посмертной «канонизацией» поэта и древнерусской агиографической топикой, а также констатацией родства культов Пушкина и Ленина в Советском Союзе. Что касается работы Безродного, то она вообще сводится к конспективным заметкам, преимущественно критического характера, и содержит лишь ряд частных наблюдений.

123

Более подробный очерк истории советского культа Пушкина см.: [Левитт 1994:181–194].

124

В данном случае уместно вспомнить забавное совпадение, касающееся первоначальной истории Пушкинского Дома (нынешнего Института русской литературы РАН), основанного в 1905 году. В опубликованных накануне Первой мировой войны мемуарах Е. П. Казанович сообщается, что «мысль о Пушкинском музее приняла вид широкой программы „Дома имени Пушкина“ — своего рода литературно го мавзолея (курсив мой. — А.П.), в котором могли бы хранится реликвии не только Пушкина, но и других деятелей русской словесности XIX века» (цит. по: [Баскаков 1988:19]). Таким образом, с некоторой долей шутки можно утверждать, что непосредственным предшественником советского мавзолея Ленина в Москве был дореволюционный мавзолей Пушкина в Петербурге. Стоит оговориться, что вопрос о «фольклоризации», вернее, крестьянской рецепции образа Пушкина (и в советское, и в досоветское время) остается плохо исследованным и дискуссионным. О. Р. Николаев, опубликовавший в упомянутом сборнике «Легенды и мифы о Пушкине» два крестьянских пересказа «Барышни-крестьянки», считает возможным утверждать, что «к началу XX в…. сформировалась народная версия национального культурного мифа о Пушкине» [Николаев 1994: 289]. Это положение подвергает справедливой критике М. Безродный: несмотря на то, что эта версия якобы существует целое столетие, остается неясным, в чем именно она состоит. Неудачной приходится признать и попытку сконструировать особую «народную биографию поэта», предпринятую А. А. Анненковой [Анненкова 1996:185–198]: в работе исследовательницы в основном используются не аутентичные записи крестьянских рассказов, а частичные либо полные фальсификации (например, опубликованная в костромской газете в 1937 году «советская сказка» «Как дядя Иван правду о Пушкине узнал»). Да и сами логические построения Анненковой вызывают серьезные сомнения. Что касается писем «деревенских грамотеев» о Пушкине, полученных редакцией «Сельского вестника» в 1899 году и специально проанализированных Б. С. Мейлахом [Мейлах 1967:61–112],то они, за редкими исключениями, не демонстрируют ни сложения, ни развития какой бы то ни было «народной версии» «пушкинского мифа». Скорее можно говорить об отдельных случаях проникновения городской «мифологической пушкинианы» в крестьянскую среду, причем эти случаи, как правило, демонстрируют взаимную глухоту урбанизированной и деревенской культур.

125

Эта лекция произносилась Белым трижды: в ГАХН (февраль 1925 года), в московской студии «Петрушка» (март) и в «Доме Коммунистического Просвещения» в Киеве (май). См.: [Malmstad 1992:431–443].

126

Ср.: «А, кого вызывали? Значит, наша соседка в доме, она вызывала Пушкина или… Ленина. Они там у него что-то спрашивали, вот. Ну, допустим… во сколько лет там помру и все такое. Что у меня будет» [Адоньева 2001: 69].

127

Архив факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Шифр фонограммы: ЕУ-Хвойн-98-ПФ-п. Новгородская область, Хвойнинский район, д. Спасово, 1998. Информант: местная уроженка, 1929 г. р. Собиратели: Ж. В. Кормина, С. А. Штырков.

128

Архив факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Шифр фонограммы: ЕУ-ХВОЙН-98-ПФ-17. Новгородская область, Хвойнинский район, д. Заделье, 1998. Информант: местная уроженка, 1933 г. р. Собиратели: Ж. В. Кормина, В. Б. Яшкина.

129

Личный архив автора. Новгородская область, Шимский район, с. Менюша, 2002. Информант: местная уроженка, 1930 г. р. Собиратели: Е. А. Мигунова, А. А. Панченко.

130

Л. Исраел в своей истории истерии указывает на французский «Энциклопедический словарь медицинской науки» 1889 года, где истерика, природа которой оставалась во времена Достоевского «еще неизвестной», причисляется к неврозу (термин, впервые зафиксированный в 1785 году) [Israel 1976:21].

131

«Для мениппеи очень характерны сцены скандалов, эксцентрического поведения, неуместных речей и выступлений, т. е. всяческие нарушения общепринятого и обычного хода событий, установленных норм поведения и этикета, в том числе и речевого. Эти скандалы по своей художественной структуре резко отличны от эпических событий и трагических катастроф» [Бахтин 1963:157].

132

«Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, „вековечные“ тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняется неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению, так сказать, осовремениванию. Жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно. Жанр возрождается о обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра. Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мертвая, а вечно живая, т. е. способная обновляться архаика. Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало. Жанр — представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития» [Бахтин 1963:141–142].

133

Здесь и далее цит. по изданию: Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 15 т. Л., 1989–1996.

134

Напомним также о фамилиях Рутеншпитца в «Двойнике» и Герценштюбе в «Братьях Карамазовых».

135

А. Эткинд настаивает на необходимости рассмотрения самих открытий Фрейда в зависимости от русской литературы и русской «психоаналитической» мысли [Эткинд 1993].

136

К истолкованию понятия кликушество см. дефиниции словарей [Словарь 1958]; [Павловский]. Современный словарь русского языка определяет кликушу следующим образом: «Нервнобольная женщина, истерические припадки которой сопровождаются резкими криками» [Словарь 1958].

И. Я. Павловский в русско-немецком словаре называет «кликушничество» «притворной эпилепсией» — «verstellte Epilepsie».

137

О противопоставлении юродства шутовству см. анализ Л. Силард [Силард 1982].

138

Надо отметить, что тесная связь с шутовством в истории юродства не укоренена [Иванов 1994]. Достоевский познакомился с феноменом юродства благодаря книге И. Прыжова о юродивых и псевдоюродивых и наверняка знал юродивого Корейшу и был осведомлен о его двойственной репутации. «Некоторые литературоведы считают, что представление о юродивых у Достоевского не соответствует ни официально-церковному, ни народному пониманию» [Bortness 1995].

139

Юродивый Яковлев, к которому паломничали люди в ожидании мудрых и утешительных слов, ошеломлял публику несоответствующим поведением и несообразными замечаниями. Федор Карамазов представляет собой тип несвятого юродивого.

140

Цит. по: [Николаев 1988: 88].

141

Михайловский и далее полемизирует с Достоевским, подшучивая над противопоставлением «заурядных» писателей исключительным талантам: «Можно, кажется, установить такую общую формулу, допускающую, конечно, исключения: заурядному таланту нужна исключительная фабула, исключительный талант довольствуется заурядной фабулой». Именно Достоевский является, согласно этой формуле, исключительным, но с другой стороны, его поэтика coups de theatre имеет своим признаком определенную замкнутость в себе: «<…> Достоевский никогда не мог, да и не хотел, отказывать себе в жестоком удовольствии беспредметной игры на нервах читателей именно ради самой этой игры» [Михайловский 1957: 579] Д^ля Михайловского в «исключительности» творчества Достоевского есть нечто вполне «заурядное».

142

Следствием фабульной редукции в романе «Господа Головлевы» является, по мнению К. Д. Крамера, тот факт, что история содержит крайне небольшое число конфликтных ситуаций или описаний напряженных отношений между социальными классами [Kramer 1970:455]. Охарактеризованный советскими литературоведами как «социально-критический» роман, по мнению автора, таковым не является.

143

Все цитаты из произведений Салтыкова-Щедрина даны по изданию: Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1965–1972. При цитировании указываются номер тома и соответствующая страница.

144

Порфирий Головлев как «антигерой» — ср.: [Тоддб 1976]. Здесь, однако, не проводится сравнение с антигероями натурализма, хотя жадность и скрупулезность Порфирия по отношению к своей матери напоминают «антигеройские поступки» Пьера Ругона.

145

Для Салтыкова-Щедрина возможность романного продолжения есть нечто иное, чем для Достоевского: продолжение искушает не разнобразием авантюры, а разнобразием вариаций той же самой фабулы.

146

Единственная история вырождения, структура которой отлична от остальных, повествует о Анниньке и Любоньке, племянницах Порфирия. Совершив побег из имения, они попадают в нищий провинциальный театр и ведут жалкое существование. После публичного скандала, одна из них кончает жизнь самоубийством, а другая возвращается в Головлево, что само по себе означает смерть. Все это происходит, так сказать, за кулисами и напоминает «классическую» натуралистическую фабулу с характерным для нее развитием сюжета, что еще больше усиливает клаустрофобическую монотонность головлевского вырождения.

147

В своей рецензии С. Сычевский указывает на параллели в описаниях вырождения семьи как социального феномена в том и другом произведении: «Если сопоставить картины Золя и картину Щедрина, то многое можно сказать о причинах упадка семьи» (Одесский Вестник. 1876. № 8,п; цит. по: [XIII: 655]).

148

Это касается прежде всего описаний алкоголизма. Арсеньев сравнивает кончину Купо в «L’Assommoir» с последними днями Степана Головлева: «Тут нет ни клинических терминов, ни стенеографически записанного бреда, ни точно воспроизведенных галлюцинаций; с помощю нескольких лучей света, брошенных в глубокую тьму, перед нами возстает последная вспышка бесплодно погибшей жизни» [Арсеньев 1906:194].

149

«Щедрин, не отрицая значения наследственности, последовательно проводил принцип социальной детерминированности внутреннего мира и поведения личности» [Бушмин 1966:370–371].

150

См., например: [Бушмин 1959:171–194]. Подобным же образом рассуждает и немецкий исследователь Х.-Г. Купферш-мидт [Kupferschmidt 1958: 87–92].

151

«Щедринские методы передачи человеческой психологии были направлены не только против психологизма эмпирического и натуралистического, но и против психологизма идеалистического, тенденции которого резко проявлялись в творчестве Ф. М. Достоевского» [Эльсберг 1940:296].

152

В рецензии 1875 года на публикацию одной главы из семейной хроники Головлевых А Скабичевский подчеркивает, что очерк Салтыкова-Щедрина являет жуткую картину из жизни помещиков до реформы и видит исторические корни сложившейся ситуации в социальной критике [Скабичевский 1906: 233].

153

«И какую неутомимость, какой железный организм нужно иметь, чтобы выдержать труд выслеживания, необходимый для создания подобной эксрементально-человеческой комедии!» [XIV: 155]. Примечательна игра слов «экпериментальный» — «экскрементальный».

154

О проблематизации дихотомии «описывать vs. рассказывать» в контексте натуралистической литературы см.: [Baguley 1990:184–203].

155

В России большой успех имели особенно «Le Ventre de Paris» (1873) и «La Conquete des Plessans» (1874). В 1874 году Тургенев писал Золя: «On пе lit que vous еп Russie» (цит. по: [Gauthier 1959:37]).

156

В 1875 году в октябрьском и декабрьском выпусках «Отечественных записок» были изданы «Семейный суд» и «По-родственному», по первоначальному замыслу автора — последние главы цикла «Благонамеренные речи». В ходе работы у Салтыкова-Щедрина родилась идея отдельной семейной хроники, последующие части которой выходили еще как главы «Благонамеренных речей» («Семейные итоги» — март 1876 года и «Передвыморочностью» — май 1876 года). Последняя глава «Благонамеренных речей» называлась «Племяннушка»; следующие тексты — «Выморочный» и «Семейные радости» — выходят (в августе и декабре 1876 года соответственно) как самостоятельные произведения. Последняя глава истории появилась после четырехлетнего перерыва, в мае 1880 года, под названием «Решение. Последний эпизод из головлевской хроники» и в книге получила иное название — «Расчет». См.: [XIII: 668–671].

157

О теории и практике русского натуралистического романа на примере П. Д. Боборыкина см.: [Blanck 1990].

158

В рамках самой детерминистической теории существовали разные мнения относительно свободы выбора человека, которая полностью не отрицалась. Ср.: [Larkin 1977:175–177].

159

Тэн сформулировал свою теорию в «Histoire de la litterature anglaise» (1863). В «No tes sur l’Anglettere» (1871) упомянуты именно эти «три фактора».

160

Работы Тэна повлияли на творческую деятельность Золя на 10 лет раньше, чем работы К. Бернара. Хотя Золя при создании теории «экпериментального романа» чаще ссылается на Бернара и его «Introduction a l’etude de la medicine experimen-tale» (1865), однако познакомился он с ними лишь в 1878 году [Pellini 1998: 25].

161

Ж. Сэн-Илер, Кувье и Ламарк считали наследственность центральным понятием эволюционной теории. Кроме того, Ламарк понимал эволюцию как «унаследование имеющихся признаков».

162

Тот факт, что речь идет не об абсолютной аксиоме, подтверждает К. Бернгеймер [Bernheimer 2002: 56–103], обнаруживший между натурализмом и декадентством целый ряд общих поэтических характеристик.

163

«Вырождение» в XVIII веке было известно только в естественных науках, например у Ж. Л. Л. Бюффона. С середины XIX века благодаря Морелю вырождение стало центральной темой в психиатрии и, смешавшись с дарвинизмом, стало основой для евгенистической теории («Hereditary Talent and Character» Ф. Гэлтонса, 1865). Кроме того, в рамках идеи дегенерации формируется теория развития как «обратная сторона» прогресса, а также закладываются основы криминальной антропологии Ч. Ламброзо. Затем благодаря М. Нордау и его «Вырождению» (1892–1893) теория дегенерации становится ключевым понятием в культурной критике fin de siècle. О дискурсе дегенерации см.: [Chamberlin/Gilman 1985]; [Pick 1989]; [Greenslade 1994]; [Hurley 1996]; [Roelcke 1999]; [Childs 2001].

164

Теория дегенерации может дать ответ на вопрос, почему эпоха столь неудержимого прогресса повлекла за собой так много физических, психических и социальных патологических явлений. Дегенерация понимается, с одной стороны, как рецидив примитивного общественного устройства, исчезающего в процессе прогрессивного развития, а с другой — как последствие индустриализации и урбанизации, т. е. ошибка в процессе цивилизации. В обоих случаях дегенерация является обратной стороной прогресса [Pick 1989:11–27]/

165

«Les degenerations sont des deviations mal-adives du type normal de l’humanite heredi-tairement transmissibles, et evoluant progres-sivement vers la decheance» (цит. no: [Ackerknecht 1985, 54]). Теория Мореля имеет явный христианско-теологические подтекст: «type normal», от которого и отличается дегенерирующий субъект, — это человек, созданный Богом, каким он был до грехопадения. Это означает, что начало вырождения совпадает с понятием «всемирного зла» [Roelcke 1999: 85].

166

По мнению Мореля, причиной дегенерации являются следующие факторы: алкогольное или наркотическое отравление, социальная атмосфера, болезненный темперамент, аморальность, врожденные телесные патологии или приобретенные увечья, наследственность.

167

Телесными стигматами считались уродство, телесные патологии, недоразвитость (в первую очередь — ассиметричность лицевой части и черепа), несовершенное развитие ушных раковин, косоглазие, неровные зубы, сросшиеся пальцы, шестипалость и т. д. В ряду психических стигматов назывались неосознание понятий нравственности и закона (по Дж. Причарду «moral insanity», «нравственное помешательство»), крайняя эмоциональная раздражительность, состояние душевного бессилия и удрученности, подавленность, отказ от какой-либо деятельности, склонность к пустым мечтаниям. Мономания, увлечение мистикой и религиозная одержимость, преувеличенная набожность также считаются отклонением от нормы. В целом речь идет о критериях различения нормы и патологии — человеческого вида и его дегенеративного подвида. Попытка научно-статистического обоснования этих критериев с помощью данных, полученных во время эмпирических исследований, не увенчалась успехом: все свелось в конце концов просто к «вере» в дегенерацию. Выявление невидимой опасности — угрозы дегенерации — было равносильно сизифову труду.

168

О роли теории дегенерации в развитие сексопатологии см.: [Gilman 1985: 191–216].

169

Акценты в определении причин дегенерации, однако, все больше смещаются. Болезни — особенно те, которые передаются половым путем, — получили наряду с ядовитыми веществами (в частности — алкоголем) особое значение. Условия жизни людей в цивилизованном обществе стали также играть немаловажную роль: борьба за выживание как причина измождения, одностороннее развитие определенных духовных характеристик, «не-забота» о собственном теле, ослабление природных инстинктов (например, забота о продолжении рода), являющиеся причиной самоубийств и онанизма. [Leib-brand/Wettley 1961: 519–545].

170

В этой связи необходимо назвать следующие имена: Д. А. Дриль и его диссертации «Малолетние преступники» (1881) имеет прямое отношение к традиции криминальной антропологии Ч. Ламброзо; П. П. Ковалевский, бывший профессором Харьковского университета, автор одной из первых работ по психопатологии на русском языке («Основы механизма душевной деятельности», 1885); С. С. Корсаков, Н. Н. Баженов, В. Ф. Чиж. Однако, как отмечает И. Сироткина [Сироткина 2000], вырождение считается скорее социальным явлением, в котором наследственность не играет главной роли. Связанные с дегенерацией евгенистические идеи нашли свое распространение в более раннее время. См., например, «Усовершенствование и вырождение человеческого рода» В. М. Флоринского (1866); ср.: [Богданов 2005]. Другие авторы (П. Д. Боборыкин, «Из новых», 1887) помещали теорию наследственности в центр своего повествования. Так, вырождение находит литературное выражения в романе «Брат и сестра» (1862) Н. Г. Помяловского. Роман остался незавершенным и поэтому не нашел откликов (ср.: [Blanck 1990: 24ft.]). Об истории психиатрии и психопатологии в России см.: [Иудин 1951]; [Brown 1981]; [Sirotkina 2002].

171

Психическое, физическое и моральное вырождение семьи Головлевых происходит на протяжении жизни трех поколений. Прогрессирующая деградация, ведущая к вымиранию рода, очевидна: к первому поколению принадлежат Арина Петровна и ее муж Владимир Михайлович. Им еще удается достичь преклонного возраста. Второе поколение — их сыновья Степан («Степка-балбес»), Порфирий («Иудушка», «кровопивушка») и Павел. Они умирают в самом расцвете сил.

Третье поколение — детей Порфирия и его племянницу Анниньку вырождение настигло уже в юном возрасте.

172

«У головлевской барыни была выстроена целая линия погребов, кладовых и амбаров; все они были полным-полнехоньки, и немало было в них порченого материала, к которому приступить нельзя было, ради гнилого запаха» [XIII: 44].

173

Об «энтропических видениях» французского натурализма см.: [Baguley 1990].

174

Степан вспоминает до своего возвращения в Головлево о других членах семьи, судьба которых оказала решающее влияние и на него: «Припоминаются и другие подробности, хотя непосредственно до него не касающиеся, но несомненно характеризующие головлевские порядки. Вот дяденька Михаил Петрович (в просторечии, „Мишка-буян“), который тоже принадлежал к числу „постылых“ и которого дедушка Петр Иваныч заточил к дочери в Головлево, где он жил в людской и ел из одной чашки с собакой Трезоркой. Вот тетенька Вера Михайловна, которая из милости жила в головлевской усадьбе у братца Владимира Михайлича и которая умерла „от умеренности“, потому что Арина Петровна корила ее каждым куском, съедаемым за обедом, и каждым поленом дров, употребляемых для отопления ее комнаты» [XIII: 29].

175

Конец истории мог бы быть и началом новой: после смерти Порфирия дальняя родственница интересуется имением: «Тогда снарядили нового верхового и отправили его в Горюшкино к „сестрице“ Надежде Ивановне Галкиной (дочке тетеньки Варвары Михайловны), которая уже с прошлой осени зорко следила за всем, происходившим в Головлеве» [XIII: 262].

176

«[Иудушка] молился не потому, что любил бога и надеялся посредством молитвы войти в общение с ним, а потому, что боялся черта и надеялся, что бог избавит его от лукавого» [XIII: 125].

177

Обращаясь к своему умирающему брату Павлу, он подражает Иисусу: «Ну, брат, вставай! Бог милости прислал! <…> Встань да и побеги!» [XIII: 77]. В пересказе его разговора с попом мегаломия Порфирия выражается вновь в библейских терминах: «Он намеднись недаром с попом поговарил: а что, говорит, батюшка, если бы вавилонскую башню выстроить — много на это денег потребуется?» [XIII: 83].

178

Ср., например, описание методов воспитания, примененных к Анниньке и их последствия: «Воспитание это было, так сказать, институтско-опереточное, в котором перевес брала едва ли не оперетка. <…>

Не любовь к труду пробуждала такая подготовка, а любовь к светскому обществу, желание быть окруженной, выслушивать любезности кавалеров и вообще погрузиться в шум, блеск и вихрь так называемой светской жизни» [XIII: 154].

179

Обычным изолированным местом, где разворачивается действие натуралистического романа, является, например, рынок Hailes в «Le Ventre de Paris».

180

Порфирий вспоминает всего несколько раз свою умершую в Петербурге жену. Корнет Уланов, с которым бежала Анна Владимировна, мать Анниньки и Любиньки, упоминается также вскользь в первой главе.

181

Порфирий имеет к своему сыну Пете лишь косвенное отношение: «Взаимные отношения отца и сына были таковы, что их нельзя было даже назвать натянутыми: совсем как бы ничего не существовало. Иудушка знал, что есть человек, значащийся по документам его сыном…» [XIII: пб].

182

«Не простое пустословие это было, а язва смердящая, которая непрестранно точила из себя гной» [XIII: 174].

183

В упрек Салтыкову-Щедрину ставилось отсутствие альтернативы в описываемой монструозности русской действительности, создание аполитичных произведений, которые всего лишь вызывают смех и не более того (ср. «Цветы невинного юмора» Д. Писарева, 1864). В этом смысле Салтыков-Щедрин предстает не сатириком, а скорее юмористом.

184

На паразитизм помещиков как на следствие социальных привилегий в тексте эксплицитно указывается лишь один раз: «Порфирий Владимирыч <…> вдруг как-то понял, что, несмотря на то, что с утра до вечера изнывал в так называемых трудах, он, собственно говоря, ровно ничего не делал и мог бы остаться без обеда, не иметь ни чистого белья, ни исправного платья, если бы не было чьего-то глаза, который смотрел за тем, чтоб его домашний обиход не прерывался» [XIII: 213].

185

«В настоящее время существуют три общественные основы, за непотрясанием которых имеется особое наблюдение: семейство, собственность и государство» [XIII: 510].

186

Так Щедрин определяет призрачность: «Что такое призрак? <…> это такая форма жизни, которая силится заключить в себе нечто существенное, жизненное, трепещущее, а в действительности заключает лишь пустоту» [VI: 382].

187

Сын Порфирия так говорит о своем отце: «У вас ведь каждое слово десять значений имеет; пойди угадывай!» [XIII: 132].

188

Ср.: [Кривонос 2001].

189

K. K. Арсеньев указал на психологизацию вырождения в произведениях Салтыкова-Щедрина. Это касается, например, алкогольного делириума. Арсеньев подчеркивал также отличия от текстов Золя.

В «L’Assommoir» Золя описывает только внешние признаки умирания Купо и комментирует их медицинскую сторону, ссылаясь на Маньяна — психиатра и теоретика дегенерации. Салтыков-Щедрин же подробно описывает медленное умирание психики Степана Головлева. Примечателен тот факт, что нервное заболевание и его этиология в описание алкоголизма не играют для русского писателя главной роли. Он не считает алкоголизм последствием и не связывает его с душевными заболеваниями и нервными расстройствами, как постулируется в теории дегенерации.

190

Ср. «склонность к бесплодной мечтательности» вырождающегося у М. Нордау: «Психопат не в состоянии долго сосредоточить внимание на одном предмете, верно понять и упорядочить свои впечатления и выработать из них ясные представления и суждения. Ему гораздо легче лелеять в своих мозговых центрах неясные, как в тумане расплывающиеся картины, едва созревшие зачатки мысли и предаваться постоянному опьянению неопределенными, бесцельными представлениями» [Нордау 1995:36].

191

Герои Золя не просто не видят признаков собственного вырождения, но стараются вообще не замечать их. Исключением считается Жак Лантье («La Bete humaine»), рефлектирующий собственную дегенерацию.

192

Факт самоубийства как попытка избежать дегенерации еще раз доказывает, что Салтыков-Щедрин считал это состояние безнадежным: сожаление, которое испытывает на страстной неделе Порфирий, может означать лишь повторение им «решения Иуды», не приносящего, как известно, прощения.

193

Образованная русская публика впервые узнала о декадансе и новых литературных веяниях в 1892 году — из эссе о французском символизме 3. Венгеровой [Венгерова 1893] и из «Вырождения» Нордау.

194

Об антипрокреативной утопии см.: [Маtich 1994а: 158–171], [Матич 1999:106–118], [Matich 1994b: 24–50].

195

Для Блока и младших символистов «Смысл любви» Соловьева был настольной книгой. Стоит вспомнить Юру Живаго, Мишу Гордона и Тоню Громеко, для которых «Крейцерова соната» и «Смысл любви» были учебниками по любви.

196

Рцы. Тексты перепутал! (По поводу Крейцеровой сонаты Л. Н. Толстого. Письмо к С. Ф. Шарапову) // Благовест. 1890.15 декабря. Рцы связывает идеи Толстого с сектантскими практиками скопцов.

197

Скабичевский пишет, что в «Крейцеровой сонате» «Л. Толстой не дает нам никакого иного выхода из ситуации кошмарной современной семейной жизни, нежели экстремальная утопия» [Скабичевский 1890:2].

198

Первый перевод «Psychopathia Sexualis» на русский язык вышел в Харькове в 1887 году.

199

Ломброзо посетил Толстого в Ясной Поляне в 1897 году. Толстой пишет о нем: «Ограниченный, наивный старик» [Толстой 1965: 81]. В 1900 году Толстой назвал творчество Ломброзо интеллектуально посредственным [Толстой 1965:123].

200

Из тех рецензий на «Вырождение», которые я читала, описание Венгеровой дает самое полное представление о ее содержании при том, что оценка рецензентом анализа Нордау — негативна.

201

Дневник М. А. Бекетовой // РО ИРЛИ. Ф. 462. Ед. хр. 2. Л. 34.

202

Письмо от з сентября 1908 года [Блок 1960–1965 VIII: 251]. Поэт также упоминает в записных книжках о впечатлении, произведенном на него «Дракулой» (28 сентября 1908 года [Блок 1960–1965 IX: 115]). В русском переводе роман назывался «Вампир — граф Дракула».

203

Э. Варвик пишет, что «вампиризм гораздо более уподоблен болезни, чем одержимости, которая могла бы иметь религиозные коннотации, и как болезнь он является эквивалентом сифилиса» [Warwick 1995: 209].

204

Польский мотив, при всей его важности для поэмы, не играет роли в данной интерпретации.

205

«И черная, земная кровь / Сулит нам, раздувая вены»; «Тех с обреченными глазами: / Другая стать, другая кровь»; «Он жертву бедную когтит»; «Вращает хищник мутный зрак, / Больные расправляя крылья»; «Он чувствовал, как стынет кровь»; «И он стремглав отцу вонзает / Булавку около локтя» и т. д.

206

Во вступлении Евреинов проводит дальнейшую дифференциацию различных ипостасей «Я»: «Итак, большое Я, центро Я (по прежней терминологии — душа) распадается на: Я первое, я рациональное, Учет-Я (по прежней терминологии — разум), Я второе, Я эмоциональное, Агит-Я (по прежней терминологии — чувство), Я третье, Я подсознательное, Безхоз-Я (по прежней терминологии — вечное). Ясно? Все три я составляют большое Центро-Я (Пишет я + я + я = Я)» [Евреинов 1921а: 33].

207

Реферат «Введение в монодраму» был впервые прочитан Евреиновым в Литературно-художественном кружке в Москве 16 декабря 1908 года.

208

В начале XX века скандально известный в то время русский философ и психиатр И. Ильин использовал театральные приемы К. Станиславского, основав терапевтический театр. См.: [Petzold 1973]. Об Ильине см. также: [Эткинд 1994: 64–66]. Психотехника Станиславского была направлена «на то, чтобы подвести актера к такому самочувствию, при котором в артисте зарождается подсознательный творческий процесс». «Система Станиславского включала набор техник, позволяющих актуализировать подсознательное через идентификацию, погружение в личные воспоминания, работу с телом и т. д.» [Эткинд 1994:121].

209

Ср.: [Carnicke 1989: 86], [Golup 1984].

И. Чубаров в своей статье о Евреинове пишет о постановке спектакля в школе, «где мальчики ухаживали за одной девочкой, а она дурачила большинство из них, предпочитая только одного. Сложилась травматическая ситуация, и учитель предложил разыграть эту реальную ситуацию в условных ролях, где дети выражали бы в театральных образах собственные характеры и близкую по смыслу историю Коломбины и ее поклонников». Как он продолжает, результат оказался «феноменальным — напряжение ушло, все стали близкими друзьями, а вопрос о сексуальных приоритетах и обманах более не возникал» [Чубаров 2003].

210

Кампер пишет: «Против воображаемого помогает только осознающее себя воображение. Критической силе воображения необходимо осознать воображаемое. Хотя превосходство воображаемых навязчивых представлений (особенно сексуальных) все еще может читаться как „месть“ за долгое блокирование, подавление, дрессировку фантазии, возвращение архаической логики в навязчивых отношениях все быстрее развивающегося капитализма указывает на подспудную связь воображаемого и абстракции, мифа и науки» [Kamper 1986:99].

211

«Театральное искусство уже потому преэстетического, а не эстетического характера, что трансформация, каковой является по существу театральное искусство, примитивнее и доступнее, чем формация, каковой по существу является эстетическое искусство» [Евреинов 1923б].См.: [Schahadat 1998:3–39].

212

О катарсисе см. также Г. Лукача, который разделил катартическое переживание на «до» и «после», на продуктивный процесс, исходящий из произведения, и рецептивный процесс, исходящий из опыта жизни зрителя. В то же время он указывал на опасность того, что необходимая, по его мнению, идентификация может легко превратиться в иллюзию и потерять свое воздействие. «Так называемая осознанная иллюзия низводит искусство на уровень мечтаний, удаляет из ряда возможностей воздействия именно те, чьей выразительнейшей формой является описанный нами катарсис» [Lukacs 1963: 828].

213

См.: [Эткинд 1994:154].Евреинов [Евреинов 1921б: 4] указывает на пользу своей концепции для общественной безопасности. Он пишет: «Если для постового милиционера достаточно минимального театрального чутья, чтобы хорошо исполнить свой долг (в мимике хладнокровия, авторитетно-выразительном окрике, импонирущей фигуре „общественного стража“ и т. п.), то для агента уголовного розыска такого чутья недостаточно и полагаться на его дилетантские способности в сложной работе его трудной борьбы с преступным миром значит заранее обрекать дело охраны общественной безопасности на „авось“, „как-нибудь“, т. е. на случайность, уменьшение процента каковой в наших силах и возможности».

214

Слово «Paraklet (parakletos)» употребляется в Евангелии от Иоанна и переводится там как «помощь», «утешитель», «помощник» или «адвокат».

215

Л. Фреголи (1867–1936) был итальянским актером и иллюзионистом, известным своим талантом моментального превращения на сцене. Его именем в 1927 году был назван синдром, при котором пациенту кажется, что он узнает в чужих людях своих знакомых (синдром Фреголи — ложные узнавания, вызванные бредом).

216

К слову, В. Набоков создает в «Ultima Thule» фигуру итальянского психиатра, доктора Бономини, использующего специальную театротерапию. Он использует сценическую игру в терапевтических целях, считая, что нарушения психики пациента происходят от несчастья, случившегося с одним из его предков. Терапия с помощью театральных средств, вплоть до костюмов соответствующей эпохи, должна была помочь пациенту вспомнить этого предка. Подобные tableaux vivants (живые картины) настолько вошли в моду, что Боломини пришлось написать статью и разъяснить публике опасность проведения подобных сеансов без его прямого контроля.

217

См. подробно: [Carnicke 1989:143–166]. «During the 1920’s The Main Think traveled to Poland, France, the United States, Italy and Spain. It attracted major directors (Jacques Copeau, Charles Dullin, Luigi Pirandello) and stellar performers (Charles Dullin, Edward G. Robinson, Lee Strasberg, and Harold Clurman). As late as 1941–42, the surrealist Marcel L’Herbier turned it into a French-Italien film. Fame began with its initial production, which opened on February 20, 1921 in Leningrad at the Free Comedy (Вольная комедия) and played throughout the winter season of 1921–1922».

218

Ср., например, «мнимое торжество тела» у Ф. Рабле.

219

Схожая ситуация наблюдается, например, у Платона в «Политейе».

220

Ср. «Кольцо Нибелунгов» Р. Вагнера и констелляцию «Вотан и Зигфрид».

221

В терминологии Р. Барта, меня будет больше интересовать не «реальная Мода», а «Мода-описание». См.: [Барт 2003:32–33].

222

См. рассуждение Р. Барта о задачах социологии и семиологии Моды: [Барт 2003:43].

223

Близкий мне подход к проблематике «телесности» через идею «культурности» содержится в диссертации О. Гуровой «Советское нижнее белье как система вещей: социокультурный анализ», рукопись которой была передана мне автором. Работа интересна как своим теоретическим построением, так и анализом уникального материала.

224

Здесь и далее в цитатах курсив мой.

225

Об историческом контексте культурности см.: [Волков 1996:197–200].

226

Примером могут служить героини из к/ф В. Пабста «Ящик Пандоры» и Я. Протазанова «Аэлита». Проблема влияния немого кино на моду 1920-х годов интересно решается в книге Ал. Васильева «Красота в изгнании» и в созданном им цикле телепередач «Дуновение века» (телеканал «Культура», 2002; повтор — 2003).

227

Опыт работы с журналами показывает, что «мода» репрезентируется в них почти исключительно как «женская мода»: дети (и девочки и мальчики) изображаются по «женскому образцу», только ниже ростом. Мужская мода носит и вовсе периферийный характер — одна страничка на два-три номера «вневременных» и безликих «английских» костюмов.

228

О связи чистоты одежды и классовой дифференциации см.: [Жирицкая 2003: 167–269].

229

Для сравнения, модные журналы: «Журнал для женщин» — 12 номеров, 12 тыс. экземпляров; «Домашняя портниха» — 12 номеров, 14 тыс. экземпляров; «Моды сезона» — 12 номеров, 25 тыс. экземпляров.

230

См.: [Коммунистка 1930 № 2:12]. Подробнее об этом см. мою статью: [Дашкова 2001:184–192].

231

В женских журналах присутствуют по преимуществу изображения женщин — фотографии и рисунки.

232

Вообще «телесное» представлено в этом журнале исключительно как проблема детей: в основном это варианты решения вопроса о яслях.

233

См.: [Делегатка 1929 № 8,12,13,14,28, 29].

234

Об этих процессах см.: [Фицпатрик 2001: 110–140 (гл. 4)].

235

«Непрямую» политику можно уловить на визуальном уровне: так, изображения моделей даются на фоне зданий «сталинского ампира» (наблюдение К. Богданова), а лисьи шкурки на плечах у моделей, очень популярные в эти годы и часто изображаемые в модных журналах, постепенно «редуцируются» до полного неузнавания.

236

То, что Р. Барт называет «одежда-образ» и «одежда-описание». См.: [Барт 2003: 36–37].

237

Примером такого типа женской телесности могут служить героини Л. Орловой из фильмов Г. Александрова: интеллигентная ткачиха-стахановка из финала к/ф «Светлый путь» и профессор Никитина из к/ф «Весна».

238

Речь идет об общественно-политических изданиях, а не о журналах мод.

239

Анализ культурно-просветительского дискурса об абортах см.: [Мерненко 1999: 151–165].

240

Рукопись диссертации Гуровой «Советское нижнее белье как система вещей: социокультурный анализ» (гл. 2).

241

Кроме нашего специального интереса, они важны еще и как достаточно репрезентативные журналы: «Женский журнал» — до 12 номеров в год, тираж — до 50 тыс. экземпляров; «Искусство одеваться» — 12 номеров, до 100 тыс. экземпляров.

242

Подробнее историю вопроса см.: [Плаггенборг 2000:75–124 (гл. 2: «Тело»)].

243

Источники по прозодежде см.: [Искусство одеваться 1928 № 9:13; 1928 № и: 15; 1928 № 12:13] и др.

244

Источниками по «народным мотивам» в костюме могут служить, например: [Женский журнал 1926 № 1:16; 1926 № 2: 18]; [Искусство одеваться 1928 № 1:9; 1928 № 2:1,7, 8(a); № 4: 8(6); № 5: 8(6)] и др.

245

Подробнее об этих тенденциях см.: [Стриженова 1972: 22; 84; 97], [Кирсанова 2002: 215–218].

246

См.: [Искусство одеваться 1928 № 1:11].

247

О фасонах и идеологии советского белья см. диссертацию Гуровой.

248

Хотя встречаются периодические сетования на тотальную стрижку волос и осуждение коротких юбок. См., например, обзор «альтернативных» мнений в статье «Мода и… масоны» [Искусство одеваться 1928 № 4].

249

Как и болезни — в этот период их трактовали не как внутренние нарушения в организме, а как следствие социальных условий.

250

Обсуждение оппозиции «Восток/мы» не представляет особого дискурсивного интереса, поскольку в этой паре «мы» трактовалось в необсуждаемой «сильной позиции»: у «нас» прогресс и здоровый образ жизни, у «них» — шариат и паранджа. См., например: [Женский журнал 1926 № 6:3].

251

Об идеологии физической культуры в СССР 1920-х годов см: [Плаггенборг 2000:75–124 (гл. 2: «Тело»)].

252

Б. Хелд анализирует распределение ролей в телепередаче «Перестройка: проблемы и решения», отмечая четкое деление участников по гендерному признаку: мужчины — политики и ученые — находятся в центре студии, заняты решением важных вопросов, их окружают молодые женщины-телефонистки, «наши девочки», отвечающие на звонки и периодически появляющиеся в камере, чтобы передать ученым мужам вопросы телезрителей [Heldt 1992:162].

253

«История семьи читается как история женщины. Модели, с помощью которых демография изучает процесс возобновления населения, построены на описании воспроизводства женской его части. У нас даже термина нет, обозначающего роль мужчины в этом процессе» [Тольц 1989:25].

254

О советской семейной политике и «женском вопросе» в 1970–1980-е годы см.: [Schmitt 1997: 201].

255

Подробнее о введении запрета на аборт сталинской Конституцией 1936 года см.: [Fitzpatrick 1999:152–155].

256

См. рассказ Н. Горлановой «Покаянные дни, или В ожидании конца света» (опубликованный в сб.: [Василенко 1991:7–31]) и рассказы Петрушевской «Новые Робинзоны» и «Гигиена» [Петрушевская 1993: 141–150,157–163].

257

«Со времени развода прошло два года, не так много, но ведь никто не знает, что Сашка со мной не жил! Мы спали в одной кровати, но он меня не трогал!.. Я ничего тогда не знала, и была ему даже благодарна, что он меня не трогает, я страшно уставала с ребенком…» [Петрушевская 1995:437].

258

«Он лез в кровавое месиво, в лоскутья, как насосом качал мою кровь, солома подо мной была мокрая, я пищала вроде резиновой игрушки с дырочкой в боку…» [Петрушевская 1995:438].

259

«Да, и от всего этого ужаса и разврата родился чистый, красивый, невинный Тимочка…» [Петрушевская 1995: 4391.

260

Данной теме посвящена и недавно вышедшая статья Т. Ровенской «Как стать настоящей женщиной? Или практики телесной инициации глазами современных писательниц» [Ровенская 2003]. В этой работе специально акцентирована и еще одна тема — насилия над женщиной, которую мы в своей статье не затрагиваем.

261

Ср.: Схватка? Освобождение? Легкость в теле. Пустота. Неподвижность. Мрак. «Отмучилась». «Кто сказал „отмучилась“?» Наверно, эти, в белых колпачках. Закрывают ей глаза. Тело медленно холодеет. Отмучилась. Родила [Габриэлян 2001: 94].

262

Данная повесть имеет обратную структуру сюжета по сравнению с повестью «У зеркала. Из архива психиатра» В. Брюсова, в которой изображены особые отношения между женщиной и ее зеркальным двойником, поданные от первого, женского лица. У Брюсова реальная женщина меняется местами со своим зеркальным образом — настолько он тяготеет над ее жизнью. В результате героиня, завороженная своим зеркальным двойником, как и герой Габриэлян, сходит с ума.

263

Ср.: «Мы ласкали ее в четыре руки, целовали плечи, детские, хрупкие, под нашими ласками она двоилась…» [Габриэлян 2001: 63].

264

Картина называлась «Цивилизация», на ней «была изображена консервная банка, так тесно набитая человекокузнечиками, что у одних из ушей прорастали ноги, у других из-под мышек торчали глаза» [Габриэлян 2001: 26].

265

[Agamben 2003: 86].

266

Ср.: [Drews-Sylla 2004].

267

С точкой зрения русского соучредителя можно познакомиться в статье: [Мизиано 1999].

268

Полное описание акций, относящихся к «Зоофрении»: [Кулик/Бредихина 1997]) [Кулик 2001].

269

Портофолио было любезно предоставлено мне персоналом «Манифесты». На закрывшемся к настоящему моменту интернет-сайте действительно были представлены некоторые квазинаучные результаты эксперимента. Поскольку в контексте настоящей статьи они не представляют специального интереса, я не буду говорить о них подробнее. Информацию о них можно получить также через сотрудников «Манифесты».

270

Описанная ситуация (А) отвечает классическому положению, разработанному Павловым: незадолго до кормления нейтральный раздражитель (лампочка) подает сигнал. Животное учится реагировать на нейтральный раздражитель только условной реакцией, т. е. слюноотделением. В ситуации (В) пища выступает уже как новый нейтральный раздражитель, при этом в комбинации с электрическим раздражителем, который заставляет животное поднять лапу. Внизу (С) на исходный световой раздражитель у животного присутствуют обе условные реакции, слюноотделение и поднятие лапы (ср.: [Birbaumer/Schmidt 2003:574].

271

О концепции «Нового Человека» см. также: [Sinjavskij 1989], [Heller/Niqueux 2003: 240ff.].

272

Сегодня общеизвестно, что человеческое поведение не управляется корой мозга, так же как и то, что она не является, как думал Павлов, высшим элементом иерархической мозговой структуры. Уже во времена Павлова было ясно, что гормоны играют значительную роль в организме человека; однако Павлов не хотел признавать этого факта. Вписать в геном новые элементы посредством обучения, конечно, тоже невозможно.

273

Термин «ноосфера» усложняется в рамках этой квазитеоретической системы. Бредихина пишет, что он происходит от греческого «noos», который она ошибочно переводит как «запах». Неизвестно, умышленная эта ошибка или нет. Таким образом, она расширяет рамки претекстов до «Носа» Гоголя. Однако, «нпьт» значит «разум». Возможно Бредихина пользуется термином из книги Г. Е. Михайловского «Основные проблемы на пути формирования ноосферы. За гармонию взаимоотношений человека с природой» (1989), вошедшую в библиографию к портофолио. К сожалению, книга не была нам доступна. Итак, в этой статье вопрос, каким образом относиться к термину «ноосфера», не решен. Салекл в ее исследовании принимает значение «обоняние» («smelling»), значит, она употребляет термин Бредихиной в прямом смысле. Проблемы семантики и расширения контекста она не касается. (Я благодарю К. Богданова за указание на проблематику значения «ноосферы».)

274

Сегодня нам сложно представить, насколько острым было это противостояние, поскольку мы знаем, что обе объяснительные системы не исключают друг друга и равно важны (ср.: [Gray 1979:32]).

275

Лингвистически: drug — drugstore. Концептуально: Дамиан Херст (Hirst) и его инсталляции «Pharmacy» [http://www.tate.org.uk/pharmacy/360/default.htm], на него же ориентирован, по ее собственному признанию, и аптечный сюжет Н. Григорьевой.

276

Ради методологической полноты отметим, что клинический материал, доступный нашему наблюдению, ограничивается случаями неудавшейся симуляции. Успешная симуляция воспринимается врачом как болезнь и обогащает его опыт в области диагностики патологий, а не в области выявления притворных расстройств.

277

В литературе см. сюжет о больном-притворце — излеченном ипохондрике, у которого выздоровление приходит лишь с признанием ложности симптомов.