Русская красавица - [21]

— Прилип к Лешику как банный лист. Девчонок своих — танцорок — ему толкает. Контракт на весь сезон хочет обтяпать. Лезет без мыла… Даже после бала в номер к нам ломился. Дикарь!

— К вам?!

— Фи! Что за тон? — Юрик был само оскорбленное достоинство. — Почему тебе можно вешаться на шею богатым буратинкам, а мне в этом отказано?! Я усматриваю в этом дискриминацию!

— У меня с Оболенским чисто деловые отношения! — возмутилась Аня. Она прикусила губу — поняла, что переходит от нападения к защите и теперь ее позиции в этой словесной баталии становятся уязвимыми. — Я не вешаюсь на шею кому попало!

— Я тоже, — парировал Юрик. — Уж кто-кто, а Алеша Шорохов — не кто попало. И отношения у меня с ним тоже, по большому счету, чисто деловые. Он ценит во мне личность!

— Ага!.. Знаем, что он в тебе ценит.

— Между прочим, Лешик пригласил меня на просмотр. Хочет знать мое мнение насчет тех девчонок, которых толкает ему Моховчук. Понимаешь? Ему важно мое мнение! Что ты на это скажешь?

Аня отвернулась. Сказать было нечего.

— Я вернусь часика через два-три, — небрежно бросил Юрик. — Если что, я — в концертном зале.

— У нас работа с Кустодиевой после обеда, — напомнила Аня. — Оболенский обещал. Я ему расхвалила тебя, как могла. Так что будешь допущен к телу первой красавицы страны. Не подведи.

— Не беспокойся. Сделаю ее для тебя как конфетку. Пальчики оближешь. Я нынче в ударе.

Юрик еще раз посмотрел на себя в зеркало, удовлетворенно хмыкнул и вышел из каюты.

* * *

Несмотря на раннее утро, было жарко. Поэтому на палубах пассажиров было мало. Всего несколько десятков человек лениво прогуливались, любовались морем или загорали в шезлонгах. Основная же масса пряталась в прохладной тени кают, казино или ресторана. Некоторые спустились в концертный зал, где находился бар и можно было за бокалом вина или прохладительного напитка посмотреть на репетицию заключительного концерта.

Похоже, такое количество посторонних ничуть не беспокоило Алексея Андреевича Шорохова. Он поставил два кресла перед сценой, которая уже потеряла величественный облик айсберга, на одно усадил Юрика, на другое уселся сам.

— Начнем, пожалуй, — громко сказал он. — Музыканты готовы? — За сценой послышались утвердительные возгласы. — Отлично! А где наши плясуньи? Где наши звездочки?.. Ага… Тоже готовы.

Юрик услышал за спиной скрежет и оглянулся. Иван Моховчук поставил стул и с самым вызывающим видом уселся позади Шорохова. Юрик поморщился. Он не выносил этого человека. Впрочем, неприязнь была взаимной. Моховчук даже не посмотрел на визажиста, словно того и не было в зале. А позицию этот дикарь выбрал верную, с неудовольствием отметил Юрик. Сам он может шептать на ухо Лешику что угодно, а Шорохову, чтобы ответить, придется оборачиваться. Мелочь, но мелочь психологически знаменательная…

— Прошу всех настроиться соответствующим образом. Сегодня у нас Восток, а Восток, как известно, дело тонкое. Итак: солнце, джунгли, храмы, касты, священные коровы и… Что там еще?

— Индийский чай, — брякнул невпопад Юрик.

— Нет. Индийский чай, как и индийское кино, — на любителя. Не рекомендую, — покачал головой Алексей Андреевич.

— Факиры, — подсказал из-за спины Шорохова Моховчук.

— Это ближе. Пусть твои девочки покажут нам пару экзотических трюков. Приготовились… Начали!

Музыканты зазвенели струнами, заплакали на жалейках, и белой лебедушкой выплыла на сцену первая танцовщица, кое-где то взмахивая руками, то смыкая их над головой, то изредка пощелкивая пальцами. Раздумье, девичьи грезы, плавный целомудренный танец сдержанной страсти…

— А она неплохо выглядит, — заметил Шорохов. — Вчера под маской я не мог разглядеть ее лица. Очень неплохо, очень… И фигура соответствует. Как тебе, Юрик?

Юрик пожал плечами, неопределенно кивнул. Мол, да, материал неплохой. А если присмотреться, то даже очень хороший материал…

Девушка действительно была хороша. Нельзя сказать, что она была прекраснее всех на свете, но поспорить за корону с «мисс Россией» она бы могла. Это был совсем другой тип красоты: не жаркий полдень, как у Тани Кустодиевой, а тихая, сдержанная красота расцветающего утра.

Все в ней было очаровательно, все радовало глаз: иссиня-черные волосы, свободными волнами ниспадающие на открытые плечи, точеная шея, вокруг которой змеились разноцветные бусы. Массивные серьги таинственно мерцали сквозь локоны и, когда танцовщица наклоняла голову, казалось, она прислушивается к их шепоту. Но ярче всех украшений были ее черные с поволокой глаза. В них улыбалась луна и расточало жар солнце.

— Как ее зовут? — повернулся к Моховчуку Алексей Андреевич.

— Оля.

— Не пойдет, — покачал головой Шорохов. — Не звучит. Нужно придумать другое имя.

Юрик обиженно скосил глаза на распорядителя. Похоже, тот уже принял решение, не спросив мнения самого Юрика. Это было оскорбительно. Зачем тогда приглашал?..

Музыканты сменили мотив. Глухо застонал барабан, зарокотал бубен и, полуприкрытая прозрачными шелками, позвякивая бубенцами на запястьях и на щиколотках, сверкая раскосыми глазами, растопыривая пальцы, поводя бедрами, на ковер вступила вторая танцовщица.