Русская комедия - [6]

— Это хорошо, что Волга пока на месте, — замечает едко еще один турист. — Можно хотя бы утопиться.

— Ба! Вот и циник нашелся! — радуется наш гид. — Сразу видно: родился на брегах Невы или Москвы-реки. То есть в столице. Вот там и рекомендую топиться, когда будет настроение. А на Самарской Луке не выйдет! Волга, конечно, глубока, но вон там, на острове, у самых отрогов сказочных Жигулей, располагается Колдыбанская база знаменитого Волго-Камского нефтеналивного танкерного флота. Дважды орденоносного. У нашей базы тоже свой график, и по крайней мере раз в день она сбрасывает в Волгу свои отходы. В это время из матушки-реки с криком SOS выскакивают пробкой даже дореволюционные утопленники…

Туристы еще раз оглядываются вокруг.

— Как здесь можно жить? — недоумевает аналитик.

— Да никак, — констатирует скептик.

— Разве что для смеха, — ехидно предполагает циник.

— Конец света! — ахают туристы и бегут на теплоход, в свои комфортабельные каюты и шикарные бары. А ведь были всего в двух шагах от той точки, где могли бы научиться мыслить в точку. Почему, например, и для чего всяких столиц на белом свете — не сосчитать. Тьма. Как комаров на болоте. А вот Колдыбан — один.

«Хватит и одного, — подает голос горе-аналитик. — Ведь ваш Колдыбан — сущая дыра».

«И не просто сущая дыра, — встревает скептик, — а черная дыра. И в буквальном смысле, потому что сажи везде по колено. И в переносном».

«То есть в самом черном смысле, — радуется циник. — Ибо в черной дыре, согласно науке, ничто живое существовать не может».

Да? А мы вот существуем. Назло науке. А точнее на радость. Наука ведь обожает все непонятное. И особо — особо непонятное! Потому как на этот предмет можно запросто десять тысяч диссертаций написать.

Ну давай, большая наука, точи перья, зубы, а равно когти. Чтобы диссертации свои успешно защищать. А мы вернемся на то место, где только что были московские туристы. Сделаем буквально два шага, в смысле пройдем метров сто, — и вот перед нами «Утес».

Подчеркнем сразу, что это не тот знаменитый утес, который согласно известной песне диким мохом оброс. От вершины до самого края. И на котором думал свои думы великий атаман Степан Разин. Тот древний утес сейчас находится тоже там, где и дивные красоты Волги, и тоже терпеливо ждет больших праздников, чтобы показаться из-под туч сажи и цемента и напомнить гражданам о своем существовании.

Мы же имеем в виду небольшое строение, словно бы спрятавшееся от пристальных взглядов в тени старых деревьев и густого кустарника. По виду оно напоминает сарай. Зато вывеска такая огромная, будто это модный ресторан:

УТЕС.

ПОП № 13

С правом розлива алкогольных напитков.

«Что еще за „поп“?» — удивится посторонний.

Будьте внимательны, гражданин. Не «поп», а «ПОП». Все три буквы — большие. Именно так повелел именовать данное заведение мэр Колдыбана Пафнутий Робертович Поросенков.

Изначально «Утес» назывался просто и ясно: рюмочная. Но Колдыбанское общество трезвости еще в советские времена, когда Поросенков был не мэром, а секретарем горкома КПСС по идеологической работе, задолбало его письменными обращениями с требованием прикрыть «рассадник пьянства и бескультурья». Мало того, председатель Общества трезвости Подзанудников всегласно, на всех городских конференциях и совещаниях, неизменно провозглашал с трибуны: «На прекрасном волжском берегу не место всяким рюмочным!»

Это надоело Поросенкову, и он дал указание начальнику городского управления торговли Коробейникову переименовать рюмочную «Утес» в бар. Так, дескать, более прилично. И на ближайшем городском сборище отпарировал выпад Подзанудникова блестящим финтом. Дескать, у нас на волжском берегу нет никаких рюмочных. Так что критика не соответствует действительности.

Однако глава трезвенников не угомонился, а лишь перестроился. И снова вылез на трибуну со своим любимым куплетом: «На прекрасном волжском берегу не место всяким… барам!»

По совету Поросенкова «Утес» стал «буфетом». Но критикан Подзанудников не сдавался. Тогда «буфет» переиначили в «бистро». Потом аж в «трактир». И даже в «таверну». Но и «таверну» настырный колдыбанский главтрезвенник заклеймил во весь голос.

— Может, «Утес» назвать чайной? — предложил отчаявшийся Коробейников.

— Чай, батенька, — не водка, много не выпьешь, — тонко заметил Поросенков. — А уж если пить, так ведрами.

Он отхлебнул из бокала коньячку, который ему подавали на второй завтрак, обед, полдник и просто так, вместо чая, и хитро прищурился:

— А как, интересно, «Утес» фигурирует в милицейских протоколах? У них ведь, в милиции, язык особый.

— Как предприятие общественного питания, — отвечал Коробейников.

— Сокращенно ПОП! — озарился Поросенков. — Вот так пусть и будет. Как в милиции.

— Гениально! — захлопал в ладоши главторгаш. И не только по причине подхалимства. Он сумел оценить маневр своего куратора.

Общество трезвости, разумеется, снова взяло слово на городском сборище. Чтобы снова долбать и клеймить «Утес», уже под новой вывеской. Но по излишней трезвости Подзанудников не догадался, что на сей раз на трибуну было бы лучше подняться с транспарантом. Написал бы: «Всяким ПОПам — не место!» — и утер бы нос Поросенкову. А он, недотепа, прокричал это вслух, в голос, да еще в микрофон.