Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен - [24]
И, наконец, «духовные скрепы общества», по определению В. О. Ключевского, в годы царствования Ивана Грозного были расшатаны, что стало важнейшим проявлением национального кризиса. Насилие было возведено в норму. Таким образом, «смута – печальный итог века…..»
Страна находилась на краю гибели[94]. В этом трагическом хаосе «безгосударева времени» огромную роль сыграла Русская Православная Церковь, ее деятели, прежде всего патриарх Гермоген и настоятель Троице-Сергиева монастыря.
Весьма характерно и значимо выдвижение и обоснование именно Церковью, патриархом Гермогеном, национальной идеи защиты православия и восстановления православного царства. Вокруг этой идеи началась консолидация общества. Не будет ошибкой наделить эту идею рядом зарождавшихся и развивавшихся функций: мобилизационной, социально-ориентационной, духовно-нравственной. Идея защиты православия сплотила уставший от хаоса и дезорганизации народ, который взял инициативу восстановления государственности и изгнания интервентов в свои руки.
Не будет преувеличением отметить особое место церкви и выдвинутых ею идей в возникновении национально-освободительного движения. Решающую роль в национально-освободительном движении сыграла земщина. В 1610–1611 годах земские миры стали организующей, консолидирующей и вдохновляющей силой при создании всенародного ополчения, вначале первого, а затем и второго[95].
Вопрос о типологии национальной идеи будет продолжен. Ведь в составе типов национальной идеи помимо локальной мы выделили национально-историческую и интегральную идеи. Однако здесь их рассматривать нецелесообразно. Логика намеченного анализа подсказывает более продуктивный путь: и национально-историческая, и интегральная идеи наиболее органично вписываются в контекст проблемы русской идеи как национально-исторические идеи России. Предметно об интегральной идее – в последующих главах.
Глава V
Феномен национализма, характер его соотношения c проблемой национальной идеи
Национализм как социокультурное явление органично вписан в общественное сознание и в общественное бытие. Этот интегральный феномен всеохватный и всепроникающий, по природе своей спорный, практически постоянно лихорадит общество. Бесспорных явлений в принципе, видимо, не бывает в мире земном. Однако по накалу страстей и превалированию аксиологических негаций феномен национализма не имеет себе равных.
Начать с того, что феномен национализма недостаточно изучен[96]. Не без основания протоиерей Владислав Свешников поясняет: «Для христианского строгого и глубокого сознания, в общем, было достаточно Слова Апостола Павла о том, что во Христе Иисусе "нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного"» (Кол 3. 11)[97].
Однако причина относительного «невнимания» христианского богословия к феномену национализма имеет и другое обоснование. И. А. Ильин в книге «Путь духовного обновления» воспроизводит против позитивного восприятия национализма аргументы двоякого рода.
Во-первых, против национализма, «деления человечества на различные "родины" и "отечества"» выступают некоторые христиане, руководствующиеся рядом чисто религиозных соображений. Так, христианская любовь, по их мнению, учит видеть брата в каждом человеке и признавать независимо от национальной принадлежности «…свое вселенское братство. А это означает, что христианин рожден быть гражданином вселенной». Более того, «патриотизм и национализм решительно несовместимы с духом христианства»[98].
Жестко разделяет патриотизм и национализм Д. С. Лихачев. Патриотизм, утверждает он, «…это даже не чувство, это важнейшая сторона личной и общественной культуры духа, когда человек и весь народ поднимаются над самими собой и ставят себе сверхличные цели». Что же касается национализма, то «…это самое тяжелое из несчастий человеческого рода <.> как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам…»[99] Это проявление слабости, а не силы нации. Как правило, лишь слабые народы поражены национализмом, они пытаются найти опору в националистических страстях и идеях[100].
Во-вторых, продолжает Ильин, наряду с такими христианами, рассуждающими, быть может, искренне, но поверхностно, имеется «…множество людей, которые подтачивают начала "родины" и "национализма" из побуждений нигилистических. Одни из них считают принцип национал-патриотизма "устаревшим" и "реакционным", другие – "вредным и нетерпимым предрассудком". И все это под лозунгом и прикрытием интернационализма, захватывающего в течение XIX и XX веков все более широкие круги»[101].
Если выйти за рамки христианского богословия, то предстанут картины не просто относительного невнимания к проблеме национализма, но многообразные формы его извращения и злобного отрицания. Как отмечается в литературе, в кризисные времена в межнациональных отношениях национализм способен облачаться в «параноидные и психопатические» одежды и даже становиться определяющим фактором в жизни народов
Глобальный кризис вновь пробудил во всем мире интерес к «Капиталу» Маркса и марксизму. В этой связи, в книге известного философа, политолога и публициста Б. Ф. Славина рассматриваются наиболее дискуссионные и малоизученные вопросы марксизма, связанные с трактовкой Марксом его социального идеала, пониманием им мировой истории, роли в ней «русской общины», революции и рабочего движения. За свои идеи классики марксизма часто подвергались жесткой критике со стороны буржуазных идеологов, которые и сегодня противопоставляют не только взгляды молодого и зрелого Маркса, но и целые труды Маркса и Энгельса, Маркса и Ленина, прошлых и современных их последователей.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.