Русская Финляндия - [13]

Тут же, около порта, в самом начале района Катаянокка, застроенного импозантными домами в стиле «югенд», на скале возвышается Успенский собор. Завершенный в 1868 году, он строился одиннадцать лет по проекту архитектора-академика Алексея Горностаева. Приверженец «русского стиля», но прекрасно чувствующий суровый характер Севера, он украсил лучшими постройками Валаам, а здесь, в Хельсинки возвел свое самое монументальное творение, которое сегодня, как и кафедральный собор на Сенатской площади, определяет панораму финской столицы. Иконы двухъярусного иконостаса собора выполнены русским художником академиком Павлом Шильцовым. Звонницу пришлось частично разобрать, потому что колокол, подаренный богатым московским купцом, оказался настолько большим, что не поместился там. На средства дарителя звонница была расширена…

Знаменитый русский критик и искусствовед Владимир Васильевич Стасов писал: «Это самое большое и многосложное сооружение Горностаева. Стиль совершенно своеобразный, но, по разным подробностям, он всего более приближается к стилю то новгородской, то суздальской полосы нашей».

Помимо этих, видимых и бросающихся в глаза приезжему, в Хельсинки немало и других примет «русского флера».

Это слово, правда, едва ли подходит к событиям, разыгравшимся в начале века во Дворце правительства, прежнем сенате. В 1904 году финн Шауман застрелил там царского генерал-губернатора Бобрикова, противника финской автономии и убежденного панслависта. Как следствие покушения началась всеобщая забастовка 1905 года, приведшая к восстановлению автономии Финляндии. А в 1906 году был учрежден современный однопалатный парламент и введено избирательное право для женщин.

Если Бобриков всячески стремился придушить проявления национального самосознания финнов, то за сто лет до этого русские власти не очень-то жаловали проявления многовекового господства шведов, что, однако, не обходилось без курьезов.

Все на той же Сенатской площади расположено здание бывшей ратуши и временной резиденции генерал-губернатора. Адъютант, осматривавший помещения перед вселением туда полномочного наместника империи, увидел висящий в одном из залов портрет Карла XII. «Кто это?» — ревниво спросил он. Служащий, показывавший здание адъютанту, не растерялся: «Это Петр I. В молодости». Как известно, Карл XII, мягко говоря, «не вышел ростом». Потом, конечно, портрет шведского короля-карлика быстренько убрали…

Финские шведы в прошлом веке активно завязывали связи с Россией, служили империи, а обосновывающиеся в Финляндии русские смешивались со шведскими фамилиями и вообще «ошведивались», ибо до середины позапрошлого века шведы все еще доминировали в населении Хельсинки, по крайней мере среди высших чиновников, предпринимателей и администрации.

На протяжении русского периода своей истории Хельсинки был достаточно интернациональным городом. Наряду с русскими здесь бывали и жили прибалты и поляки, прибывавшие вместе с войсками евреи, татары и цыгане. Преобладали, однако, русские. Русские стали переселяться в Хельсинки в первой половине 1800-х годов. Русских чиновников было мало, но военных наряду с собственно финскими войсками было более чем достаточно. На общем фоне города выделялись казармы и прочие гарнизонные сооружения. Парады, находящиеся в городе офицеры и солдаты — и прежде всего искусные верховые казаки — оживляли картину города…

Жители Хельсинки приняли русскую часть населения, но считалось, что она представляет свою отдельную область культуры и живет своей жизнью. У русских были свои школы, свои культурные учреждения, например, театр. Помимо языка, русских объединяла — и в то же время изолировала от финнов — православная вера. Все, связанное с русскими, наиболее заметно представляли в облике города наряду с военными именно православные храмы со священниками и красочными церемониями.

Первая волна русского люда перебралась в Финляндию после сдачи шведами Свеаборга, и вслед за русскими войсками для обслуживания разместившегося там российского гарнизона сюда перебирались купцы. Многие из них преуспели в торговле.

Для занятий своей профессиональной деятельностью в Хельсинки купцы были вынуждены подавать прошения о причислении к бюргерскому, или мещанскому, сословию, так что они становились долговременными и постоянными жителями. Некоторые семьи, как, например, Синебрюховы и Киселевы, мало-помалу сливались с коренным населением, усваивали шведский язык, а иногда даже и финский, а некоторые наиболее предприимчивые выбирались даже в городские органы власти.

«Ушаков и Кудряков, Баранов и Табунов, Дулдин! Дулдин! Ушаков и Яблоков, Королев и Дураков, Шарин! Шарин!» Это — скороговорка, которую придумали школьники Хельсинки в позапрошлом веке. Она целиком состояла из имен русских негоциантов и звучала наподобие колокольного звона, зовущего купцов на богослужение. Да стоит ли удивляться: в 1850-х годах русские купцы составляли 40 процентов негоциантов города.

Имя одного из этих купцов навсегда оказалось связано с появлением школьного образования в Финляндии на русском языке и до сих пор хорошо известно благодаря основанной при его поддержке так называемой «школе Табунова».