Русская Европия к началу царствования Николая I - [7]

«…В татарской школе, на московской службе выковался особый тип русского человека, исторически самый крепкий и устойчивый из всех сменяющихся образов русского национального лица… Что поражает в нем прежде всего, особенно по сравнению с русскими людьми 19 века, это его крепость, выносливость, необычайная сила сопротивляемости».

«Есть основания думать, что народ в XVI–XVII вв. лучше понимал нужды и общее положение государства, чем в XVIII–XIX», — пишет Г. Фетодов в статье «Россия и свобода» (Сборник «Новый Град»).

VIII

Политические принципы Московской Руси настолько своеобразны, что у других народов мы не найдем ничего похожего на них. Самодержавие очень резко отличается, как от европейских, так и от азиатских монархий.

Очень ярко охарактеризовал, политические идеалы русского народа Лев Тихомиров: «Политическая сущность бытия русского народа, — написал он, — состоит в том, что он создал свою особую концепцию государственности, которая ставит выше всего, выше юридических отношений, начало этическое.

Этим создана русская монархия, как верховенство национального нравственного идеала, и она много веков вела народ к развитию и преуспеянию, ко всемирной роли, к первой роли среди народов земных — именно на основании такого характера государства». «Русский народ, — указывает он в другом месте, — выработал тип монархической власти, который является наиболее близким во всей человеческой истории, приближением к идеальному типу монархии. Это самая классическая форма монархии из всех существовавших до сих пор типов монархий. Все остальные типы монархии, бывшие до сих пор по отношению к русскому самодержавию являются неполноценными, менее развитыми типами». (Л. Тихомиров. «Монархическая государственность») Западный абсолютизм, как западная республика — это диктатура закона. Русское же самодержавие, по определению В. Соловьева, есть «диктатура совести», точнее диктатура православной совести. Русское самодержавие есть выработанное русским народом в течение веков своеобразное сочетание начал авторитета и демократии, принуждения и свободы, централизации и самоуправления.

Русский народ издавна выражает свое убеждение, что закон не способен быть высшим выражением правды, которую он ищет и которую он хочет установить в жизни. На основании законов, по глубокому убеждению русского народа, праведная жизнь невозможна. Верховная власть не может опираться на безличный закон или, как выражался Иван Грозный, на «многомятежное человеческое хотение». Источники верховной власти, по убеждению русского народа, должны вырастать из совести нравственной личности, подчиняющейся Богу. Не из параграфа «хорошего» отвлеченного закона, а из живого милосердного сердца. Никогда русский человек не верил и не будет верить в возможность устроения жизни на юридических началах.

Очень ясно и верно сформулировал основные политические идеалы русского народа И. Солоневич в «Народной Монархии»: «В России всегда содержание предпочиталось форме, совесть — букве закона, мораль — силе, а сила — интриге». «Сквозь все достоинства и недостатки русского народа — сплошною, непрерывною красной нитью проходит тяга к справедливости. Не к какой-то абстрактной, потусторонней справедливости, а к простой, земной, человеческой, ГОСУДАРСТВЕННОЙ справедливости».

«…Не общественная польза, — пишет Лев Тихомиров, — не интересы Отечества, не приличие и удобство жизни диктуют русскому его правила поведения, а абсолютно этический элемент, который верующие прямо связывают с Богом, а неверующие, ни с чем не связывая — чтут бессознательно» Самобытные политические идеалы русского народа, как мы видим, несравненно выше политических идеалов западно-европейских и азиатских народов. В высоте русского политического идеала, как правильно отмечает Лев Тихомиров «лежит трудность его реализации, а трудность реализации грозит разочарованием, унынием и смертью нации, оказавшейся бессильной провести в мир слишком высоко взятый идеал».

Но этого-то, нравственной высоты самобытного русского политического идеала и трудности его реализации, русские интеллигенты никогда не понимали. Весь трагизм русского политического развития они объяснили не трудностью реализации высоких политических принципов проистекающих из идеи «Третьего Рима — идеи создания на земле наиболее христианского типа государства, а тем, что Россия будто бы отстала от опередившей ее в государственном строительстве Европы.

Только после разразившейся национальной катастрофы отдельные, немногие члены Ордена Русской Интеллигенции имеют мужество признаться в ошибочности своей оценки русских политических традиций. Так, например, на собрании социалистов-революционеров в 1929 году в Париже эсер еврей Бунаков-Фундаминский делая доклад о революции 1917 года заявил например:

«Московская государственность покоилась не на силе и не на покорении властью народа, а на преданности и любви народа к носителю власти. Западные республики покоятся на народном призвании. Но ни одна республика в мире не была так безоговорочно признана своим народом, как Самодержавная Московская Монархия… Левые партии изображали царскую власть, как теперь изображают большевиков. Уверяли, что «деспотизм» привел Россию к упадку. Я, старый боевой террорист, говорю теперь, по прошествии времени — это была ложь. Никакая власть не может держаться столетиями, основываясь только на страхе. Самодержавие — не насилие, основа его — любовь к царю» («Двуглавый Орел», № 25,1929 г.).