Русская армия и флот в XIX веке - [61]

Военное министерство тщательно изучило опыт североамериканской войны 1863–1865 гг., где конница зарекомендовала себя как род войск, способный к самостоятельным действиям. Оно сделало известный шаг вперед в боевой подготовке кавалерии, поставив задачу отойти от плацпарадной системы и приблизиться к условиям полевой службы.

Изданные в 1869 г. «Воинский устав кавалерийской службы» и в 1870 г. «Наставление для обучения стрельбе в цель пехоты и драгун» носят черты нового.

Одиночная подготовка кавалериста включала гимнастические упражнения, действия в пешем строю, верховую езду и вольтижировку. Совместное обучение предусматривало отработку действий как в развернутом строю, так и в колоннах. Главная задача состояла в подготовке конницы для атаки.

Но уже через год в войска было направлено дополнение к этому уставу — «Устав спешенных драгунских полков», а в 1873 г. — «О спешивании в уланских и гусарских полках». Смысл этих дополнений заключался в том, чтобы научить конницу самостоятельно действовать при защите переправ, при прохождении дефиле, атаках населенных пунктов и дальних рейдах.

В связи с этими задачами на вооружение конницы поступили дальнобойные ружья системы Бердан № 2 и толовые (пироксилиновые) шашки для взрывных работ.

В ряде округов кавалеристов обучали также саперному делу (Варшавский округ) и проводили маневры для тренировки войск в длительных и быстрых пробегах. В Киевском и Виленском округах такие пробеги совершались на маневрах 1876 г. на 170–200 км[461].

Наряду с этим командиры полков и даже дивизий неохотно шли на оперативно-тактические формы подготовки кавалеристов, предпочитая более простые — манежные, поскольку они обеспечивали сохранение красивого внешнего вида лошадей для смотра.

Война 1877–1878 гг. показала невысокий уровень подготовки регулярной конницы. Командиры отдельных отрядов предпочитали иметь дело с казачьей конницей, лучше справлявшейся и с разведкой и с действиями в глубине театра войны. Выявившиеся недостатки были учтены во время пересмотра уставов. Крен был сделан на тактическую подготовку[462]. Войска получили ряд инструкций и наставлений, в частности: «Инструкцию для действия в бою отрядов из всех родов оружия» (1882 г.); «Воинский устав пешего строя кавалерии» (1884 г.); новую редакцию «Строевого кавалерийского устава», ч. I и IV (1884 г.); «Инструкцию для маневрирования с боевой стрельбой отрядов из трех родов оружия» (1889 г.); «Устав внутренней службы в кавалерии» (1889 г.).

Новые наставления сыграли значительную роль. Маневры последнего десятилетия подтвердили правильность избранного тактического направления в этой области

Подготовка артиллерийских частей. Роль артиллерии в бою существенно изменилась после Крымской войны. Введение нарезных дальнобойных ружей в пехоте свело к нулю значение гладкоствольной артиллерии, которая не могла состязаться с пехотой по дальности и меткости стрельбы. Это было убедительно доказано в сражении при Альме. Гладкоствольная полевая артиллерия больше не могла защищать свою пехоту. Принятие нарезной артиллерии (сначала бронзовой, а затем стальной) и новых снарядов позволило увеличить дальность стрельбы. Действительный огонь пушек стал достаточно эффективным, чтобы заставить пехоту при сближении применяться к местности и действовать рассредоточенно. Новое вооружение потребовало решения ряда задач.

Особое значение в связи с увеличением дальности стрельбы приобрел вопрос о меткости стрельбы. Вначале добивались этого путем глазомерного определения расстояний, затем ввели в 1872 г. малые мишени для пристрелок, в 1873 г. открыли способ захвата цели «в вилку».

В 1873–1876 гг. появились «Руководство по стрельбе» В. Шкларевича и «Проект инструкции стрельбы из полевых пушек» Мюллера, в которых удовлетворительно были разрешены вопросы наводки орудия и стрельбы.

Вторая задача заключалась в определении содержания боевой подготовки артиллерийской прислуги. Стремление сохранять такты в исполнении приемов по заряжению теперь отпало. Требовалась слаженная работа прислуги и повышалась роль наводчика. Наводчику стремились передать функции командира орудия и заставляли его учиться делать математические вычисления в целях корректировки стрельбы. Поэтому упор делался на самодеятельность наводчиков, что и нашло свое отражение в программе практической стрельбы 1872 г., где говорилось, что «боевая практическая стрельба производится в батареях для образования хороших наводчиков, т. е. таких, которые навыкли бы сами, без всякого постороннего указания, скоро и хорошо пристреливаться».

Впрочем, от этой точки зрения вскоре отказались, и с 1874 г. в жизнь была проведена идея генерала Зиновьева, который считал, что «принципу самодеятельности наводчиков должен быть противопоставлен принцип единоличного управления огнем батареи ее командиром», что и было продемонстрировано на маневрах в Одесском и Виленском округах.

Самым сложным оказался вопрос о стрельбе по закрытым целям. Войска привыкли стрелять по открытым целям. Принятые системы удлиненных снарядов, разрывавшихся в точке ударов, не были достаточно изучены, и поэтому на практике стремились маневром колесами добиваться фланкирующего огня, либо путем маневра же сблизиться до дистанции картечного огня. Обе эти формы стрельбы были внедряемы в практику обучения. Все дело, конечно, состояло во введении полевых мортир, но их в русской артиллерии в третьей четверти XIX в. еще не было.