Русская апатия. Имеет ли Россия будущее - [24]

Надо понимать, что Дмитрий Ярош со своим «Правым сектором» создал не только прозападную, антирусскую украинскую нацию, которая уже сейчас во всех своих бедах обвиняет Россию, но и новую, очень прокоммунистическую русскую нацию. Надо видеть, что в России в последние дни вместе с ростом желающих объединиться с Крымом (два месяца назад их было всего 35 %) росли просоветские настроения. Праздник объединения Крыма с Россией сегодня у нас празднуется чисто по-советски, как День победы 9 мая. Теперь уже окончательно главным героем новой России становится вождь наших побед товарищ Сталин, о чем мы слышим в последние дни на телевидении. Нельзя не видеть, что за стремлением вернуть в Россию Крым стояло не дореволюционное понимание России и русскости (в рамках этого сознания вся Новороссия, и прежде всего Одесса, является неотъемлемой частью России), а советское сознание русскости, связывающее понятие Россия с границами, созданными большевиками РСФСР.

Я, честно говоря, не вижу у России возможностей в условиях новой конфронтации с Западом сохранить себя, ответить на новые вызовы без восстановления цензуры и железного занавеса, без отмены права на эмиграцию. Очевидно, что наш креативный класс, который и без всякой новой «холодной войны» думал о том, чтобы «свалить из России», вряд ли захочет жить в стране, будущее которой стало крайне неопределенным. И получается, что Дмитрий Ярош со своим «Правым сектором» создал не только новую Украину, где нет места тем, для кого Степан Бандера никогда не станет национальным героем, но и новую Россию, где придется молчать всем тем, для кого Ленин и Сталин остаются заурядными палачами. Кстати, без всякого противостояния с Западом, по новому закону всем тем, кто, как я, утверждает, что Сталин был палач пострашнее Гитлера, ибо он убивал своих, а тот чужих, уже полагается двухгодичный срок.

И последнее, почему меня потянуло на философские размышления о русской истории, и откуда этот пессимизм, которым дышит, наверное, эта моя статья. Но ведь действительно, если посмотреть на происходящее в контексте нашего страшного русского ХХ века, то история повторяется. Мы все время ищем себе на голову новые приключения, не способны нормально жить и развиваться, не способны строить, созидать без надрыва, без мобилизационной экономики, без тягот и лишений. Все-таки все поразительно зыбко, неустойчиво в нашей русской истории. Нам быстро надоедает нормальная, спокойная жизнь, и мы дружно, как настоящие самоубийцы, ломаем все устоявшееся, ищем конфликтов, а на самом деле просто смерти.

Честно говоря, и это не преувеличение, я смотрю на все происходящее не только как человек, вся основная жизнь которого пришлась на годы «холодной войны», но и как глубокий старик, как будто живущий второе столетие. Моя беда, а может быть, мое счастье состоит в том, что мои дедушки, которые меня воспитывали в детстве и отрочестве, влили в мое сознание свою собственную историческую память. Отец моего отца, отставной чекист, полурусский-полулатыш Леонид Дзегудзе, был 1890 года рождения. Отец моей матери Еремей Ципко, крестьянин из Проскурова, ровесник Сталина, был 1880 года рождения. Так вот, поразительно, они, «красные», никогда ничего не рассказывали о революции, а только о том, что они потеряли, что было в николаевской России. Первый, интеллигент, все время рассказывал о своей прабабушке, дочери адъютанта Суворова Андриана Денисова, которая умерла у него на руках в Киеве в 1924 году в возрасте 104 лет, и, естественно, о воинских подвигах своего прадеда-генерала. А второй дед, Ципко, по поводу и без повода, рассказывал о голоде 1901 года в его родной деревне Ольшаны под Каменец-Подольском и о том, как он был счастлив, что в конце концов попал в сытую Одессу. Кстати, они почему-то настойчиво (теперь я понимаю, почему) внедряли в мою голову все эти события в их жизни, которые имели отношение к российской истории. Кстати, и дед Леонид, и дед Еремей очень гордились тем, что судьба свела их в разное время с Максимом Горьким. Первый показывал мне фотографию 1912 года, на которой он сидит рядом с Горьким у него на вилле на Капри, тогда дед Леонид учился на инженерном факультете Неаполитанского университета. А второй, дед Еремей, рассказывал мне о том, как они вместе с Горьким в 1901 году работали грузчиками в одесском порту и вместе ходили в «обжорку», где обед стоил всего 18 копеек. И почти каждый вечер, когда я был рядом с ними, то с первым, то со вторым, они говорили о прошлом как об утерянном рае. И мое сознание все-таки политизированного ребенка пронизывала их болезненная ностальгия о той России, которая по их вине была утрачена ими навсегда.

Я вспомнил о своем, о личном, о сидящей во мне, благодаря моим дедушкам, памяти о дореволюционной России для того, чтобы объяснить, почему все, что происходит сейчас и на Украине, и в России, вызывает в моем подсознании почти животный страх. На фоне того, что пережили последние четыре-пять поколений русских людей, ничего нового нет. Наша русская, все-таки страшная судьба толкает нас неумолимо опять в новую чрезвычайщину, в новые испытания. Наверное, у всех народов власть здравого смысла зыбка и легко отступает перед напором тех, кто, как Ленины, Яроши, ищет бури, под напором различных мечтателей, готовых умереть за свою «идею», а иногда просто под напором авантюристов. Но ведь у нас, русских, беда не только в том, что власть здравого смысла зыбка, что все всегда держится на волоске, но и в страсти постоянно шарахаться из крайности в крайность. Нет у нас никакого инстинкта самосохранения. Сначала, в 1917 году, в России многим вместе с большевиками захотелось создать мир, которого никогда не было, мир без частной собственности, рынка, эксплуатации человека человеком. Через семьдесят лет русские с таким же страшным рвением начали ломать только что устоявшийся социализм и строить заново капитализм. Но этого оказалось мало. Вместе с советской экономикой именно русские, воодушевленные идеей суверенитета РСФСР, начали уничтожать создававшийся четыре столетия русский мир, оставив Крым, Одессу, сознательно отказавшись от результатов всех наших военных побед. Но не прошло и четверти века, как те же русские (примером тому Геннадий Зюганов) со всей решимостью начали восстанавливать разрушенный ими русский мир и, не думая о последствиях, присоединять к РФ Крым. И никто не знает, что в этом решении от действительно проснувшегося русского патриотизма, а что – от неистребимой русской страсти самим создавать на своем пути непреодолимые преграды к нормальной человеческой жизни, нормальному человеческому счастью.