Русалка и зеленая ночь - [3]

Руки девушки в свете фонарика были бледно-синеватыми, а черты лица при таком освещении разобрать толком было невозможно. Но маленькое, откинутое, с приоткрытым ртом, оно все равно казалось сказочно аккуратным и совсем еще детским. Волосы покойницы были опрятно собраны под тонкой шапочкой – то ли хирургической, то ли для душа.

Невольный эротический спазм заставил смущенный взгляд Сакулина покинуть освещенные фонариком подробности тела девушки, но в то же время, сам того не желая, он, как бы вскользь, продолжал четко фиксировать их.

– Помоги мне, – требовательно сказала моржиха, бросив на покойницу скомканное покрывало и подавая Даниилу фонарь. Молодой человек растерянно замер.

– Оглох, что ли?! – рявкнула женщина.

– Я-я-я… Не-не-не… – замямлил тот, заикаясь, ведь волновался он сейчас, возможно, больше, чем еще когда-либо в жизни.

– Свет подержи, говорю! – не дождавшись вразумительного ответа, ткнула женщина его в бок фонарем. – На!

Даниил схватил его, луч неуклюже подергался по стенам, проехался по нагой фигуре и замер на расправляемом женщиной сером полотне.

– Ух, зверье, набросились на девочку, – посетовала «моржиха», словно ребенка, пеленая покойницу. – Бедняжка моя сероглазая…

«Сероглазая…» – отметил Даниил, и луч фонарика машинально переполз на лицо. Очи под длинными, как стрелы, ресницами были полуоткрыты, и были они действительно светло-серыми и безразличными, как у прекрасных утопленниц в романтических кинодрамах.

– Чтоб тебя!.. – резко начала женщина, но парень уже опомнился и вернул свет на место. Потому закончила она мягко: – …разорвало.

Жалость и какое-то странное робкое волнение, неведомое ему ранее, овладели крановщиком Сакулиным. «О, если бы я мог знать о тебе хоть что-нибудь, мое видение, – подумал молодой мусорщик, желая еще хоть разок невинным движением осветить черты покойницы, но страшась гнева суровой моржихи. – Может быть, ты стала бы моим ангелом-хранителем?»

Женщина тем временем умело обматывала завернутое в одеяло тело скотчем, чтобы было удобнее нести.

– Все. Бери, малохольный. Чего задумался?

2

Взволнованный человек – все равно

что оторвавшаяся от причала лодка.

Китайская пословица

Смена закончена. Молодой мечтатель-крановщик в своей каюте. Он висит перед слоеным стеклом иллюминатора, любуясь на свое прозрачное отражение в нем на фоне яркого голубого силуэта Земли. Но любуется он лишь глазами, мысли же его – далеко. Русалочье наваждение, поглотившее Даниила во время работы, до времени отпустило его, и он, свободно болтаясь в пустоте, еще более свободно витает теперь в пространстве философском.

… Быть первыми в освоении необъятного космоса русским предопределил Божественный промысел. Понятие «космос» всегда было метафизическим и мистическим. А в основе всякой метафизики, как и всякой мистики, лежит тоска по чему-то бóльшему. «Сны о чём-то большем», – пел когда-то гордый мистик ХХ века Борис Гребенщиков…

Тоска о космосе – вот что лежит в основе русской духовности. «Я отдал бы все, чтобы только быть печальным на русский лад», – сказал Ницше. Понятие необъятности пришло в наше самосознание задолго до утверждения территориальных границ. Даже наоборот: неоправданное здравым смыслом собирательство нищих земель явилось как раз побочным отображением этой древней тяги славянской души к бесконечности.

Если бы я был Владимиром Соловьевым, я бы сказал об этой тоске стихами. Что-нибудь вроде:

Земля и солнце, и луна,

Созвездий ярких тишина

И синей тверди глубина —

Все это лишь отображенье,

Лишь тень таинственных красот,

Того, что к космосу влечет, —

Родного духа. В нем живет

К святой бескрайности влеченье…

Размером и формой шестигранная каюта более всего напоминала ячейку пчелиных сот, а обустройством и захламленностью – старый чулан. Только вещи и книги не лежали здесь грудами на полу, а хаотично плавали от стены к стене или были аккуратно пристегнуты к ним ремешками.

… Корабль пристыковался к базовой станции «Русь», на которой, как трамваи в парке, собирались после восьмичасового трудового дня все мусорные утилизаторы данного сектора. Несколько раньше крановщик получил электронное приглашение посетить станционный бар и мечтал поскорее выбраться из своей грязной сине-желтой махины. Но теперь вдруг задумался, стоит ли. Здесь так уютно и безопасно…

«Впрочем, если не пойдешь, потом наверняка пожалеешь, – подумал Даниил. – Ведь там будут друзья из Народного театра, и они будут говорить о чем-нибудь интересном или даже обсуждать какой-нибудь грандиозный план, в который, если не появиться вовремя, меня наверняка забудут включить…» Мечтатель вздохнул, в последний раз окинул взглядом свое холостяцкое убежище и покинул его.

* * *

Уже за порогом, обозначавшим границу помещения клуба, было полно народу, темно, накурено и омерзительно злачно. Даниил явственно ощутил раскаяние за то, что не внял праведному внутреннему голосу и поддался тщеславным страстям. Он, пожалуй, даже вернулся бы домой, если бы не давила жаба: из-за центробежной гравитации вход сюда был платный и недешевый. Отдать деньги и отправиться восвояси – на это у Дани бескорыстия не хватило.