Русак - [22]

Сергею вдруг мучительно захотелось поцеловать Дашу — не страстно, не вожделенно, не плотски, а как-то особенно целомудренно, нежно, словно родного, вернувшегося после долгой разлуки дитёнка — хрупкую радость стосковавшегося без любви одинокого солдатского сердца. Сергей понял, что он не сумеет так поцеловать, не сможет не разбудить и не испугать своим непрошенным проявлением сердечного чувства и без того измученную пережитыми страхами девушку. Он неглубоко, осторожно вздохнул.

— Дашонок, подъём! — Сергей тихонько пощекотал девичий нос её же собственной прядью волос.

Девушка поморщилась, чихнула, встряхнув головой, открыла глаза и, увидев напротив своего лица улыбающееся лицо Серёги, также улыбнулась в ответ.

— Привет! С пробуждением!

— Спасибо! — несколько смутилась Даша. — Я как-то случайно заснула… Ой! Это чем таким вкусным пахнет? — девушка приподнялась, принюхиваясь к проникшему сквозь открытую дверь из кухни запаху Серёгиной стряпни.

— Это блюдо называется «Итальянский отдых», типа, итальянцы отдыхают, — засмеялся Серёга, одновременно отметив про себя, что он уже забыл, когда смеялся так радостно и непринуждённо. — Пошли, синьора с надкушенным яблоком, лопать произведение спецназовской кулинарии!

— Пошли-пошли! — соскочила девушка с кресла, уцепившись за протянутую Сергеем руку. — Ой, Серёжа, я, оказывается, так проголодалась!

Они вошли в кухню, по советской традиции совмещающую в себе обязанности и столовой и кают-компании.

— Как у тебя тут уютно-о! — протянула Даша, с восторгом оглядывая продизайнированное ещё покойной тёткой в деревенском стиле просторное помещение. — Красиво, как в кино!

— Это ещё тетя Лиля украшала, — отозвался Сергей, — она любила все эти народные рушники, корзинки, туески берестяные, собирала их долгие годы. Теперь, вот, я в этом всём здесь живу…

— Серёжа! А давай я подежурю! Где у тебя тарелки, вилки с ложками?

— Да ладно! Садись за стол, почувствуй себя настоящей гостьей, мне быстрей самому всё поставить, чем показывать, где всё лежит, — улыбнулся Серёга, — а ты в следующий раз подежуришь!

— Хорошо! Только, чур, я посуду помою!

— О’кей! Договорились, посуда твоя, — согласился Сергей, ловко расставляя на столе тарелки, кастрюлю и сковородку с кальмарным соусом, раскладывая вилки и ложки.

— Серёжа! — осторожно промолвила девушка. — Ты не будешь против, если я перед едой молитовку коротенькую прочитаю?

— Читай на здоровье! — согласился Сергей. — Вон в углу тёткина икона висит, кажется, «Несгораемая ветвь» называется… Вроде, от пожара, что ли!

— «Неопалимая купина», Серёжа, — осторожно поправила его Даша. — Так Матерь Божью называют, потому что Она вместила в себя огонь Божества и осталась неповреждённой из-за своей святости и чистоты. А сама «неопалимая купина» переводится как «несгораемый куст», этот куст пророк Моисей в пустыне видел, и с ним Сам Бог из пламени того куста разговаривал! А куст горел, но не сгорал! Потому и — «неопалимая купина»!

— Этому тебя тоже отец Леонид научил? — с лёгкой улыбкой спросил Серёга.

— Ну да! Батюшка Леонид! Я в детской Библии прочитала, которую он мне дал!

— Тогда читай свою молитву и давай есть, пока не остыло всё!

— «Очи всех на Тя, Господи, уповают, — начала Даша, перекрестившись и глядя на «Неопалимую Купину», — и Ты даёшь им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения!» Господи! Благослови нам пищу и питие! — девушка с серьёзным видом перекрестила стоящую на столе еду.

Сергей, посмотрев на девушку, тоже несколько неуклюже перекрестился.

— Как всё вкусно! — Даша по-детски радовалась простому удовольствию, получаемому от еды. — Где ты научился так вкусно готовить, Серёжа?

— Да это так, на скорую руку, — отозвался, подкладывая девушке добавки, Сергей, — у меня мама хорошо готовила, а отец ещё лучше! Он очень любил готовить в свободное время, хобби у него было такое! А я любил помогать ему, когда он что-нибудь делал: готовил или мастерил что-то по дому — он меня многому научил!

— А кто у тебя папа, — спросила Даша, аккуратно собирая вилкой рассыпающиеся скользкие от соуса макаронины, — он жив сейчас?

— Умер несколько лет назад, через пару месяцев после смерти мамы, — Сергей перестал есть и посмотрел в окно на желтеющие листья осенних деревьев. — Мама у меня молодая умерла, в сорок семь лет, от рака. Отец её очень любил, ухаживал за ней, как самая лучшая сиделка, до последнего её вздоха. А когда она умерла, он загрустил, ушёл в себя, часто ходил гулять на Патриаршие Пруды, сидел на лавочке, где они с мамой познакомились в молодости. Там его и обнаружили, на той лавочке, думали, что заснул — стали будить, а у него сердце остановилось; врачи написали «сердечная недостаточность», хотя он никогда сердцем не болел. Он у меня военным был, в космических войсках инженером-электронщиком, их там регулярно врачи обследовали. Отец хотел, чтобы и я пошёл в военные электронщики по его стопам, но я выбрал спецназ, разведку. Мне «зелёнку» топтать показалось интересней, чем за пультом штаны просиживать. Вот и топтал почти десять лет, пока не ранило в позвоночник…