Русь залесская - [42]

По целым дням с луком и рогатиной пропадал Гаврила на звериных тропах, выслеживая добычу. Однажды, возвратившись поздно, заметил у землянки незнакомых людей. Сквозь разросшиеся сосны видно, как двое из них у костра, раздевшись до пояса, осматривают одежду. Один в воинском убранстве сидит поодаль, возле него на низкой траве лежит ещё один. Деда среди них не было.

«Верно, перевоза ждут», - подумал Гаврила.

Бывало и раньше, придёт Гаврила, а у переправы то ли боярский поезд, то ли княжеский гонец, а то просто смерды ждут переправы. Переждёт Гаврила, пока уедут чужие, и снова можно появляться у деда.

Только собрался Гаврила повернуть назад в лес, как, откуда ни возьмись, навалились на него двое, скрутили руки, потащили к костру. Гаврила попытался сопротивляться, тогда старший, уже седой мужик, прикрикнул:

- Иди, чего упираешься! Будешь знать, как подглядывать.

У костра Гаврилу окружили. Бородатый сказал обступившим товарищам:

- Идём это мы с Васяткой, а он поперёд нас крадётся. Не иначе как княжой либо боярский соглядатай.

- Ты бы, Серёга, дал ему шестопёром, и делу конец, а то ещё сюда приволок, - ответил бородатому тот, что был одет в воинский наряд. - Погоди, я его сейчас…

- А ну отступись, вон атаман топает!

Гаврила увидел подходившего деда, а рядом с ним Петруху с Левшой, обрадовался. Петруха узнал его сразу, подмигнул:

- Всё ж пришёл, дядя!

- Давно ужо ждём вас, - сказал дед. Заметив, что у Гаврилы связаны руки, сердито выкрикнул: -А ну-кась развяжите, чего насели!

Бородатый распутал Гавриле руки, смущённо промолвил:

- А мы думали, соглядатай, да совсем было прикончить собрались.

- Гляди-кась, какой скорый! - рассмеялся дед. - Ты, Серёга, ровно пуганая ворона, всякого куста боишься.

Гаврила растёр затёкшие руки, подсаживаясь к костру, сказал:

- Коли б не сзади навалились, я бы им шею накостылял, не поглядел бы, что их двое было.

Все засмеялись. Сергей задиристо возразил:

- А то ещё увидели б!…

- Ладно, - оборвал их Петруха, - в деле поглядим, кто храбрее, а то попусту, как кочеты, задираетесь.

* * *

Узкая дорога петляет по лесу. Вековые сосны сплошной стеной стоят обочь, меж ними чаща из мелкого ельника. По ней впору пешком пробираться, а конём и не мысли. В лесу темно и сыро. С полсотни ордынцев едут гуськом, настороженно, поругивают русские леса, в которых не знаешь, что там рядом, за толстыми стволами, вспоминают степь, где взойдёшь на курган и видишь на много вёрст…

В центре отряда, откинувшись в седле, дремлет Сагир-хан. Снится ему родное кочевье, отары овец и юрта из белого, как русский снег, войлока.

Почуяв дикого зверя, копь под ханом пугливо шарахнулся в сторону, захрапел. Сагир открыл глаза, выругался. Снова закрыл, попытался уснуть, но сна уже не было. Вспомнил, что едет в Орду по вызову Узбека. Мысли заскользили, как облака в ветреную погоду. Зачем зовёт хан? Может, пошлёт баскаком в Москву не его, Сагира, а кого другого? А может, донёс кто, что в прошлый раз утаил он от хана малую часть выхода?

От этой мысли у Сагира мороз прошёл по коже, в животе заурчало. «Только б не проведал хан… А Узбеку сказать надо, что князь Иван хитрит. Разорение Твери ему на пользу пошло. Ныне у московского князя нет сильных соперников из других урусских князей… Урусские князья его власть признают. Даже Новгород! А этого ли надобно Орде?»

Сагир-хан оторвался от раздумий: едущие впереди воины неожиданно остановились. Дорогу преграждал зелёный сосновый завал. Кое-где торчали острые, как пики, ветки.

Сагир приподнялся в стременах, крикнул:

- Расчистить!

Передние воины спешились, прикрываясь щитами, приблизились к завалу, но едва потащили первое бревно, как из-за деревьев в толпу ударили самострелы. Три ордынца свалились замертво. Одному стрела вонзилась в ногу. Он взвыл от боли. Сагир огрел его нагайкой, брызгая слюной, закричал:

- Умолкни, шайтан!

Ордынец затих.

- Урусских самострелов не видите, шайтаны! - Сагир-хан заработал нагайкой направо и налево. - Расчистить!

Ордынцы жались, пугливо шарили по сторонам глазами. Но лес глухо шумел и ничего не показывал. Вокруг деревья и кустарники, кустарники и деревья стоят сплошным заслоном.

Несколько воинов снова подступили к завалу, осторожно растащили, открыли дорогу. Бросив убитых тут же, отряд двинулся дальше. Версты две ехали спокойно, как вдруг где-то впереди застучал топор, затрещало сваленное дерево.

- Урусы снова закрывают путь! - закричал Сагир. - Поймать их! Урагш![12]

Несколько воинов, пригнувшись к косматым гривам, поскакали вперёд. Сухие ветки рвали одежду, грозили сбросить с седел.

Удары топора всё отчётливей. Лошадь десятника споткнулась, и сам он, перелетев через голову коня, ударился о дорогу. Вот споткнулась другая лошадь, третья… Другие придержали коней. Десятник с трудом встал, поднял коню копыто, выругался. Подскакал Сагир-хан, спросил зло:

- Почему не догнали урусов?

Десятник выпрямился, подал ему небольшой металлический шарик, весь унизанный острыми длинными шипами.

- Это что?

- Урусы называют это ёжиком, они бросают их на дороге, чтобы покалечить наших лошадей! Теперь мой конь не может идти.