Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв. - [26]
На наш взгляд, отказывать Татищеву в доверии в данном случае нет оснований. Автор «Истории Российской» был знаком не только с южнорусскими летописями, но и, несомненно, с новгородским летописанием. Одним из главных его источников являлся Летописец попа Иоанна, идентифицируемый современными исследователями с Академическим списком Новгородской Первой летописи.[253]
На примере этого источника можно видеть, что для новгородского летописания, также как и для южнорусского, свойственно было именовать Всеволода Юрьевича суздальским князем. Под 1180 г. новгородский летописец сообщает, что
…томь же лете, на зиму, иде князь Святославъ Всеволодиць, Олговъ вънукъ, из Руси на Суждаль ратью на Всеволода…[254]
Как отмечает по этому поводу В.А. Кучкин: «Хотя столицей Всеволода Большое Гнездо был Владимир-на-Клязьме, новгородец все его владения называл по-старому Суздалем…».[255]
Справедливости ради нужно заметить, что, в отличие от южнорусских летописей и Никоновского свода, Новгородская Первая летопись в основном не атрибутирует Всеволода по месту правления, а иногда демонстрирует явные колебания в этом отношении, указывая, что князь пребывал во Владимире.[256] Тем не менее совершенно очевидно, что атрибуция Всеволода Юрьевича как суздальского князя была также свойственна новгородскому летописцу, к которой он мог прибегать подобно летописцам Южной Руси.
Немало сомнений высказано в литературе относительно возможности включения в новгородскую летопись целого документа, составленного от имени южнорусского князя и не имеющего к Новгороду прямого отношения. Ведь, как справедливо отмечается скептиками, северные летописи действительно очень скупо освещают события в Южной Руси, а с конца XII в. почти полностью игнорируют их.
Следует, однако, учитывать, что послание Романа Мстиславича с предложениями «доброго порядка» невозможно представить лишь как локальный факт из истории Южной Руси. Из содержания документа ясно, что письмо было адресовано правителям всех крупнейших земель Руси, включая Владимиро-Суздальского князя, а также всех «местных князей» — черниговского, смоленского, полоцкого, рязанского, и, кроме того, документ содержал политические инициативы общерусского значения.
Послание, таким образом, должно было быть составлено в нескольких экземплярах и разослано во все концы Русской земли, не только на Юге, но и на Севере. Можно согласиться с предположением О.А. Купчинского, что изучаемый документ должен был быть издан «в нескольких авторизованных копиях, которые теоретически могли бы иметь одинаковую структуру, подбор лексики, отличаясь лишь содержанием клаузулы инскрипции, которой ныне в тексте вообще нет».[257]
Отсутствие упоминаний о проекте Романа в летописании Киевской, Владимиро-Суздальский и других древнерусских земель имеет вполне правдоподобное объяснение. Причиной замалчивания документа скорее всего стало негативное восприятие представленных в нем инициатив при дворах русских князей — адресатов Романа. Как справедливо заметил в свое время Б.А. Рыбаков, популярная в народе личность галицко-волынского князя вообще редко находила отображение в летописях враждебных ему княжеств.[258]
И если начальная часть Галицко-Волынской летописи, повествующая о деяниях Романа в качестве галицко-волынского князя, не дошла до нашего времени, то, пожалуй, едва ли не единственным местом на Руси, где могла сохраниться память о предложенном им проекте «доброго порядка», был Новгород.
Романа Мстиславича многое связывало с этим городом. В 1168–1170 гг. он сам был новгородским князем.[259] Если не считать его попыток установить свою власть в Киеве, Новгород оставался единственным городом, в котором Роман был князем за пределами Волыни и Галичины.
Княжение Романа было памятным для новгородцев. 25 февраля 1170 г. этот князь прославился громкой победой над войсками Андрея Боголюбского, пытавшегося после захвата Киева установить свою власть и над Новгородом. Под стенами города враг был наголову разбит, понеся огромные потери убитыми и пленными. Этих пленных новгородцы потом продавали за деньги («по две ногате»).[260]
Надолго запомнился новгородцам и финал княжения у них Романа. Не прибегая более к военной силе, Андрей Боголюбский решил сломить сопротивление Новгорода, подвергнув его продовольственной блокаде. Новгородский летописец отмечает: «Бысть дороговъ Новегороде: купляхут кадь ржи по 4 гривне, а хлебъ по две ногате, а мед пуд по 10 кунъ».[261] При таких обстоятельствах князь Роман вынужден был покинуть город.[262]
Однако связи новгородцев с Романом Мстиславичем не прекратились и после его переезда на Волынь. Судя по сообщению Галицко-Волынской летописи, в XIII в. во Владимире (Волынском) среди нескольких колоний иностранцев — немцев, генуэзцев, евреев — существовало особое поселение (улица или квартал) новгородцев. Мы имеем в виду сообщение под 1288 г. об оплакивании владимирцами умершего князя Владимира Васильковича:
