Русь окаянная - [21]

— Ардонос, ты пришел сюда не для того, чтобы изучать археологию, — послышалась сзади арабская речь.

Я обернулся, Амелсор с каменным лицом стоял в нескольких шагах от меня. Он протянул вперед руку:

— Приступай.

Я послушно закрыл глаза и сконцентрировался на псицентре Ану. Лавина вибраций тут же обрушилась на меня. Я едва устоял и несколько минут раскачивался, как пьяный, широко расставив ноги и устремив — руки к солнцу. Концентрация. Экран. Воздействие вибраций ослабло. Концентрация. Теперь я ощущал только вибрацию собственного поля. Но как же я определю точку Хора? Пришлось ослабить экран и вновь согнуться под тяжестью энергии естественных сил. Сконцентрировав волю на единой цели, я побрел по центральной улице, шатаясь, как пьяный. Амелсор следовал за мной тенью. Я знал, что мое подсознание проделает всю работу по дифференциации вибрационных потоков и пошлет сигнал в мозг. Пройдя центральную улицу от начала до конца, я еще около часа бродил среди развалин, а затем ноги сами понесли меня наверх из котлована в сторону огромного храма (или крепости), возле которого паслось стадо полудиких ослов. На ватных ногах я приблизился к каменному символу Вавилона (точнее, его копии, потому что оригинал был увезен в Англию). Грубая скульптура. Лев, насилующий женщину. Я уже знал, что это единый Бог Хор насилует вавилонскую царицу. От этого совокупления родился Великий Сфинкс, символ древнего Египта, младшего брата Вавилона.

Нечто потянуло меня к себе, и я оказался в центре вибрационного смерча. Мощные потоки энергии побежали по всему телу. Я явственно чувствовал, как на макушке словно раскрылась воронка, в которую устремилась вибрация, и все окружавшие меня предметы изменили цвета. Транс начал усиливаться сам собой. Я закрыл глаза, продолжая все видеть. Шишковидная железа включилась полностью сама собой, без каких-либо усилий с моей стороны. Наконец, я увидел вибрационные вихри, вырывавшиеся из-под моих ног.

— Уходим, Ардонос, — раздался сзади голос Амелсора. — В состоянии транса нельзя долго стоять на точке Хора.

Я не шевелился, не в силах сбросить с себя блаженство, исходящее из точки. Охваченный очарованием красок и фантастических рисунков, меняющихся перед моим взором, как световая музыка, потрясенный красотой звуков вибрации Земли, я застыл, как Одиссей под пение божественных и ужасных Сирен.

— Ты входишь в состояние Анубелэа. Твой организм не выдержит этого.

Внезапно меня окутала тьма, и все ощущения исчезли. Очнулся я в машине на заднем сиденье. Голова гудела, но состояние было приятным. Такой бодрости и силы я не ощущал никогда.

— Отвези меня на Шаркия, Максуд, — попросил я.

— Нам, сэди (Да, господин), — ответил солдат. Затем помолчал немного и, не поворачивая головы добавил: — Всемогущий Хор пощадил тебя.

— С твоей помощью, как я полагаю, — усмехнулся я.

— Я не смог бы тебе помочь, если бы это не было угодно Хору, — бесстрастно ответил жрец.

На Шаркия Максуд, как и полагалось, вышел из машины, открыл мне дверь, вытянулся по стойке «смирно» и приложил руку к берету. Я козырнул и пошел в направлении переулка, где располагался двухэтажный особняк Дануна.

Дверь открыла молодая красивая арабка, судя по всему, жена моего начальника. Приветливо улыбнувшись, она сказала по-русски с легким акцентом:

— Поднимайтесь наверх. Вас ждут. — Потом добавила: — Вы увидите старого знакомого.

Я поднялся по каменной, покрытой красным ковром лестнице на второй этаж и прошел в комнату, из которой раздавались смех и мужские голоса. Сочный баритон показался мне знакомым.

На диване перед низким столиком, уставленным бутылками и закуской, лицом к двери сидел Данун, одетый в белую до пят рубаху с большим вырезом! Его смуглая грудь, покрытая черными как смоль волосами, резко контрастировала с белизной арабского национального одеяния. В кресле спиной ко мне сидел человек. Из-за высокой спинки кресла была видна только его макушка. Когда Данун, увидев меня, сделал приветственный жест рукой, человек встал и пошел прямо на меня с протянутыми руками. Это был толстяк Джафар, офицер иракской разведки, чьей милостью я стал подполковником армии Саддама. Радушная улыбка диссонировала с холодным острым взглядом. Мы обнялись, как два старинных приятеля, причем толстяк даже чмокнул меня в щеку.

— Ну? Стоящего парня я тебе прислал? — обратился он с видом благодетеля к Дануну, который разливал по рюмкам «Смирновскую», видимо, привезенную Джафаром из Москвы.

— Классный парень, — ответил тот, жестом предлагая нам поднять рюмки. — Как и все русские, пьет только арак, но закусывает финиками. Кстати, можешь говорить по-арабски. Он уже командует на нашем языке. Думаю, через год и ислам примет.

— Он атеист, как и все русские. У них даже попы атеисты. Или язычники, — в тон ему сказал толстяк. Данун, лукаво глядя на меня, сказал загадочным тоном:

— Для тебя есть новости. Хорошие новости.

Не знаю почему, но я сразу же понял, какие новости имел в виду полковник.

— Квартиру выделили?

— Алла! — заржал начальник. — Ты ясновидящий. Две комнаты. Ванная, как у султана. Можешь обзаводиться семьей. Тебе по воинскому званию две жены полагаются.