Румынские сказки - [86]

— Ну теперь, твоё величество, думаю, что ты никакой помехи мне больше чинить не будешь, — выполнил я все твои повеления.

Позеленел царь от злости, даже лицом осунулся, но делать нечего.

— Что до меня, можешь взять её с собой, Белый Арап, — вздохнул он. — Ежели не сумела она вас погубить, хоть ты сумей быть над ней хозяином. Я теперь отдаю тебе дочь от всего сердца.

Поблагодарил Белый Арап царя и говорит царевне:

— Ну, нам пора в путь-дорогу. Мой господин, светлый племянник Зелен-царя, небось состарился, меня поджидаючи.

— Погоди ещё малость, нетерпеливый молодец, — ответила царская дочь, взяла в руки горлицу, шепнула ей что-то на ушко и ласково поцеловала. — Не торопись так, Белый Арап, а то люди над тобой смеяться станут. Повремени, у тебя ещё и со мной разговор будет. До того, как мы отсюда уедем, пошлём твоего коня и мою горлицу принести мне три веточки сладкой яблоньки да живую и мёртвую воду с того края земли, где горы вершинами сшибаются. Коли моя горлица первой доставит веточки и воду волшебную, даже и не надейся, что я с тобой поеду, упаси бог. Ну, а ежели, на твоё счастье, твой конь первым поспеет и доставит мне всё, что я приказала, то уж так и быть — пойду с тобой куда вздумаешь, больше противиться не буду.

Помчались конь и горлица наперегонки, где в поднебесье взлетают, где к земле припадают, как им ловче и способнее.

Только горлица полегче была, вот и добралась первой. Подстерегла она, когда солнце на самую середину неба взошло, а горы на миг остановились передохнуть, метнулась между ними как сквозь огонь, схватила три веточки яблоньки сладкой да воды живой и мёртвой и обратно повернула быстро как молния. Но у самых горных ворот выскочил ей навстречу конь Белого Арапа, остановил на месте и начал уговаривать да улещать:

— Горлинка, горлинка, миленькая, родненькая, отдай ты мне три веточки яблоньки сладкой да воду живую и мёртвую, а сама вернись и добудь себе другие веточки и ещё водицы такой. Потом нагонишь меня, ты ведь куда меня проворнее. Не сомневайся, не раздумывай долго, отдай мне их, и будет хорошо всем нам — и моему господину, и твоей госпоже, и мне, и тебе, а коли не дашь, худо будет моему господину Белому Арапу, да и всем нам несдобровать.

Горлица не очень-то соглашалась, да только конь долго упрашивать не стал: бросился на неё, выхватил насильно воду и веточки яблоневые и сразу же помчался к царевне, да и передал ей всё при Белом Арапе. Обрадовался тот, отлегло у него от сердца.

Прилетела попозже и горлица, да что теперь от неё толку?

— Ах ты негодница! — воскликнула царевна. — Ловко ты меня продала. Ну, раз так, лети сейчас же к Зелен-царю да извести его, что мы тоже следом едем.

Улетела горлица, а царевна опустилась на колени перед отцом своим и говорит:

— Благослови меня, батюшка, а я желаю тебе долго здравствовать. Видно, так мне суждено, чему быть, того не миновать. Ничего больше нельзя поделать — должна я уйти с Белым Арапом.

Собралась царевна в дорогу, оседлала коня, тоже волшебного, и ждёт, готовая в путь пуститься. Собрал и Белый Арап своих друзей, сел верхом, и пустились они в путь:

Едут, едут без опаски,

Мы остались позади,

Это присказка, а сказка —

Сказка будет впереди.

Ехали они день, ехали ночь, сколько отъехали — никто не знает, а только в одном месте Морозище, Голодище, Жаждище, Птицежор-вышегор-ширеширище и чудище Глазище — остановились все.

Попутчики грустно сказали: «Прости,

Как жаль, что расходятся наши пути, —

С тобой мы и дальше охотно пошли бы».

А Белый Арап им ответил: «Спасибо», —

И мирно поехал дорогой своей.

Тоскливо ему, но, жалей не жалей,

Пришлось с дорогими друзьями проститься…

По вот улыбнулась внезапно девица

Нежней, чем сама чаровница-весна.

За тёмною тучкой укрылась луна.

В сердцах же зажглось, загорелось тотчас…

Что в них загорелось? Любовь в них зажглась,

От искры волшебной пленительных глаз.

Ехали они, ехали, и чем дальше ехали, тем больше терял Белый Арап голову, глядя на девушку, до того была она молода, пригожа, приветлива и ласкова.

Салат из медвежьего сада, шкуру и голову оленью отдал Белый Арап своему господину с лёгким сердцем, но вот дочку Рыжего царя ни за что не хотелось отдавать. Крепко он её полюбил, уж больно она была красива — цветок майский, утренней росой умытый, первыми лучами солнца обласканный, ветерком овеянный, мотыльком нетронутый. Иль как говорят у нас по-деревенски: всех пригожее,

На солнце взглянешь кое-как,

А на неё нельзя никак.

Вот потому-то Белый Арап и не сводил с неё глаз всю дорогу — больно уж она ему полюбилась. Правда, и царевна на него поглядывала — видно, и в её сердце любовь прокралась, да только не хотелось девушке признаться. Совсем как в песне:

Уходи, поди сюда!

Скажет «нет», а значит — да!

Даже не знаю, как лучше сказать, чтобы не ошибиться. Ясно одно: ехали они, и сами не чувствовали, что едут, дорога казалась им короткой, а время ещё короче, день пролетал как час, а час — как один миг. Так оно и бывает когда едешь по дороге вместе со своей милой.

Бедняга Белый Арап не знал, не ведал, что его дома ждёт, а то было бы ему не до любви. Недаром в песне поётся: