Румпельштильцхен - [38]

— Но знаете, — заметил Кениг, — мне все же было бы намного легче, если бы я уже сейчас точно знал, существует ли завещание на самом деле или нет.

— Я вас вполне понимаю.

— Подождите, у меня для вас есть еще кое-что. Основная причина, из-за чего я и звонил вам, состоит в том, чтобы рассказать о нашем с Двейном Миллером разговоре, который состоялся сегодня утром, когда мы с ним вместе ехали в лимузине, — Кениг ненадолго замялся, а потом все же заговорил опять. — Я думаю, что это он убил Викки. Мне кажется, что он убил свою собственную дочь и после этого похитил мою маленькую девочку.

— Мистер Кениг, — попытался было урезонить его я, — будет гораздо лучше, если вы расскажете об этом лично детективу Блуму.

— Вот еще! Да я даже видеть его не желаю. Сидит там, репу чешет и штаны просиживает, да так он никогда не найдет убийцу.

— И все же я думаю…

— Мистер Хоуп, вы мой юрист, и поэтому я именно с вами хочу говорить об этом. Мы ехали с кладбища, — начал рассказывать Кениг, понизив голос. — Сначала должны были отвезти меня — я живу в «Брейквотер Инн», я наверняка уже говорил вам об этом. Так вот, сначала этот старый мудак являл собой само воплощение скорби и страдания. Но затем он вдруг расшумелся и понес что-то насчет того, что Викки совершила большую ошибку. Сказал еще, что он предупреждал ее о том, что с ее стороны это непростительная глупость, что ей все равно ничего и никому не удастся доказать этими ее дурацкими концертами в забегаловке на Стоун-Крэб. Он говорил…

— Мистер Кениг, но каким образом хоть что-нибудь из всего этого может означать, что мистер Миллер…

— Так вы выслушайте меня, — продолжал говорить Кениг. — По мере того, как мы приближались к моему отелю, он заводился все больше и больше. Миллер рассказал мне, что он виделся с Викки вечером в четверг, за сутки до ее премьеры в ресторане. Он сказал, что тогда они с ней очень крепко поругались из-за того, что ею был избран именно такой путь возвращения на сцену, а еще Миллер говорил, что сам он вместо этого пытался уговорить ее наладить отношения с Эдди Маршаллом, где бы тот ни находился, и снова сделать так, чтобы он опять позаботился о ее карьере, точно таким же образом, как он делал это и раньше. Старый козел уговаривал ее, что не подобает-де ей петь в каком-то задрипанном кабаке, и что ее упрямство не принесет ей абсолютно никакого признания, и что вместо того, чтобы быть снова причисленной к звездам той величины, какой она была всегда, и которой она, Викки, могла бы стать вновь, она окажется в одном ряду с другими бездарями из местных. Если, разумеется, она не добьется того, чтобы Эдди вновь над ней поработал.

— И все же я никак не пойму, почему вам кажется, что подобное могло бы вызвать подозрения…

— Он сказал Викки, что если она ослушается, то он отречется от нее.

— Он это сказал?

— Ей-богу.

— Что если у Викки состоится премьера в «Зимнем саду», то он возьмет и отречется от нее?

— И от нее, и от Элисон. От них обеих.

— М-да… и что, там было, что терять?

— Что вы имеете в виду?

— У него есть что-нибудь, что делало бы значимым фактом подобное отречение и лишения всех прав на наследство?

— Только четыре сотни акров апельсиновых плантаций в округе Манакавы, вот. Да плюс еще к тому же с полдюжины с полдюжины мотелей на ТаМайами Трейл, где-то между Калусой и Форт-Майерсом, и только одному Богу известно, что из этого всего он уже успел куда-нибудь заложить. Мистер Хоуп, я хочу сказать вам еще кое-что. До нашей с Викки свадьбы не она зарабатывала на продаже своих записей, а ее отец. Это он сгребал все на свой счет в банке, он единственный изо всех, кто нажил на ней свои миллионы.

— Итак, из всего того, что вы рассказываете мне, если я вас правильно понял, мистер Миллер предупредил свою дочь, что лишит ее прав на наследство…

— Совершенно верно.

— … если ее премьера в «Зимнем саду» состоится, как это и было намечено.

— Именно так.

— Итак, почему все-таки вам показалось, что угроза лишения наслед…

— Потому что он сам потом сказал об этом.

— И что же он такое сказал?

— Речь шла все о том же вечере накануне премьеры Викки, ведь это он сам начал изливать мне душу. И, мистер Хоуп, не сойти мне с этого самого места, если я не смогу прямо сейчас слово в слово повторить вам то, что мне пришлось услышать уже почти у самого своего отеля.

— Мистер Кениг, так что же все-таки это было?

— Вот его слова: «А эта неблагодарная сучка наотрез отказалась. Мне еще тогда следовало бы ее прибить». Он прямо так и сказал, и разрази меня гром, если это было не так.

— И вам кажется..?

— А как иначе можно расценивать такое? Человек говорит, что ему следовало бы еще тогда убить ее, то есть, не откладывая на потом, разве я не прав? Ему было нужно убить ее сразу же, как только она отказалась послушаться его, а не дожидаться, пока премьера в ресторане против его воли все-таки состоится.

— И все же я не думаю, чтобы та фраза однозначно…

— Так, мистер Хоуп, я и объясняю вам, что он имел в виду.

Я немного помолчал.

— Алло? — окликнул меня Кениг.

— Все может быть, — проговорил наконец я. — Большое спасибо за информацию, я обязательно передам все это Блуму.