Румбы фантастики - [40]

Лебедев поднялся. Игорь лежал неподвижно, словно дремал. Николай осторожно вынул из его усталых рук камеру и хряснул ею по стволу кедра. Полетели осколки пластмассы. Он еще успел выхватить из рюкзака кассеты с отснятой пленкой и выпустить ее тугую спираль на свет, когда Игорь прыгнул на него, словно рысь. Они катались по траве, ненавистно хрипя в лицо друг другу, и Николай вдруг ослабел, увидев слезы в глазах своего врага. В ту же минуту Игорь, изловчившись, стукнул его по горлу ребром ладони. Удар получился вполсилы, но Николаю показалось, что из его легких разом выдернули весь воздух.

* * *

…Он открыл глаза и вяло удивился: оказывается, он уже много, много дней лежит на этой поляне — вот и осень минула, пришла зима, метет метель… Почему же не холодно? Присмотрелся — и не поверил глазам своим.

Омиа-мони был почти на высоту человеческого роста обложен сухими ветками. Игорь, видимо, опасался за сушняком заходить в тайгу, а потому срубал их маленьким охотничьим топориком с белого дерева и таскал к кедру. То, что Лебедев принял за хлопья снега, оказалось клочьями паутины, реявшими в воздухе, цеплявшимися за ветви кедра, траву, облепившими волосы и одежду Игоря. Легкие нити медленно летели за полосу сожженной травы, к настороженной тайге.

Николай дернулся, пытаясь встать, и почувствовал, что его руки связаны ремнем. Видно, Игорь решил больше не рисковать.

— Игорь, — крикнул Николай, — что ты делаешь?!

Тот не остановился, лишь скользнул по нему взглядом. Его потное лицо, покрытое паутиной, напоминало звериную морду.

— Хватит, — невнятно сказал он. — Не я… так пусть его никто не увидит. Еще год? А потом не найти? — Он говорил то громко, то тихо, пропуская слова. — Еще кто-то увидит… Поналезут. Нет уж. Проклятое!.. Душу вынуло. Два года, два года мечтал!.. Нет. Никому не дам.

Николай догадался, что Игорь решил поджечь сушняк и уничтожить кедр. Может быть, злоба помутила его разум? Ох, что же делать?!

И вдруг Игорь запнулся. Он запнулся на ровном месте И упал на колени. Ткнулся в охапку веток, выпавшую из его рук, — да так и замер.

Шли минуты — он не шевелился.

Николай повернулся на бок, оттолкнулся от земли и с трудом сел. Не скоро ему удалось встать и подойти к Игорю. Наклонился, тронул его плечом. Игорь мягко повалился наземь. Его глаза были открыты, лицо спокойно. Лебедев смотрел, смотрел в это лицо, пока не догадался, что Игорь мертв.

Николай поднял голову. Те ветви кедра, которые покрыла белая паутина, на глазах засыхали, словно смерть касалась их своей рукой. Посмотрел на побелевшую от паутины голову Игоря — и вспомнил его рассказ о старухе-сказительнице, которая умерла неподалеку от этой поляны и голова которой тоже была покрыта белой паутиной. Вовсе не лечебную траву искать, как решил Игорь, ушла в тайгу старуха. Родные сказали, что она пошла лечиться, но ведь уничтожить хворь могут не только целебные травы, но и смерть… Да, там, где растет дерево начала жизни, должно расти и дерево ее предела. Вот оно, дерево смерти! И его паутина уже окутала кедр… Николаю показалось, что ветви кедра вздымаются, словно руки в мольбе. Сквозь кору Омиа-мони проступили очертания человеческого тела. Это была женщина… лицо ее смутно виднелось сквозь белую пелену паутины.

Николай вскочил и принялся ногами отшвыривать от кедра сухие ветви. Их было много, и паутина взвилась густым белым облаком от его резких движений. Лебедев остановился. Он бессилен один справиться со смертью! Оглянулся. Тишина тайги смотрела на него. Если бы Лебедев знал какие-нибудь заклинания, он просил бы сейчас помощи у зверей, птиц, облаков!

Вдруг он почувствовал, что ремень, стягивающий его руки, расстегнулся. Дело пошло лучше. Он оттащил ветки обратно к дереву смерти и принялся обирать паутину с ветвей и ствола кедра. Это оказалось трудным делом — паутина была очень липкая. Она забивала ноздри, мешала дышать, склеивала ресницы. Он как-то вдруг страшно устал, пальцы бессильно скребли кору, а паутина не снималась… Лебедев прижался к стволу Омиа-мони, обнял его, но ноги не держали. Он медленно сполз на землю и почувствовал, что больше ему не встать.

Стало так тихо, словно паутина приглушила все звуки. И в этой белой тишине Лебедев увидел дзё комо, стоявшего у края поляны. Казалось, он не может решиться ступить на полосу выжженной травы. Но вот комо сделал шаг, другой… перешел ее… и Лебедеву показалось, что вокруг его худенькой фигуры раскалился и заколебался воздух. Кружась, словно в танце, дзё комо начал обходить поляну, и от его плавных движений вздымался ветер. Быстрее кружился дзё комо — и ветер усиливался. Он срывал с ветвей, ствола голубого кедра, с лица и одежды Лебедева паутину, и она кружилась вокруг дзё комо. И вот уже белый смерч несся вокруг поляны. Внезапно вспыхнуло легкое голубоватое пламя — Лебедев вспомнил, как мальчишки поджигают в июне тополиный снег… Вспыхнуло и в тот же миг не стало на поляне ни белой паутины, ни дзё комо. Наверное, теперь он снова встретился со своим другом — домовым…

* * *

Воздух на поляне вновь стал чист и свеж, волны голубого сияния окутали кедр, и Лебедев увидел, что из его ствола вышла Омсон.