Румбо - [34]
Цокая копытами, явился врач и разложил инструменты.
…Четыре поколения, горы трупов. И ураганы оргазмов, для зачатия новых, всё новых и новых, новых и новых, новых и новых… погляди на планету из космоса. Увидь эту сыпь. Живую склизкую сыпь на теле планеты. И эта сыпь шевелится. Эта сыпь — человечество.
То здесь, то там двое скорчились, терзаемые судорогой, и в стиснутом влагалище её трепещет пескариком плюющийся спермою уд. И дети, дети повсюду. Дети — наше будущее. Посмотрите в глаза вашему будущему. Пронимает?
Будущее — это Смерть. Загляните в глаза патологоанатому, деловито перебирающему ваши внутренности.
— Вот теперь смотри, новобранец… — врач разложил внутренности на подносе и стал по очереди предъявлять их выпотрошенной оболочке Константина, — Вот Киев — стручок и книгочет. Вот Москва, удалая блядь. Вот Севастополь, мощный, как берданка. Вот Таллинн, сколько в нем букв? Вот — Петербург, сел на жопу у моря. Всё это — условные названия. Им соответствует пять канонов совершенства, которые ты должен постичь, прежде чем волен будешь выбирать место своего будущего поселения.
— Это что, в смысле, рай или ад? — спросил кожей Костя.
— Не только. Еще миллиарды миров. Столь же обширных и сложных. И миллиарды противостояний, равновесий и уз. Имеешь ли ты понятие хотя бы о двух из них, которые упомянул только что?
— Да не особо…
— Вот то-то же… ладно. Приступим к обучению немедленно. Прежде всего, я должен заменить тебе внутренности. Вот Киев, иначе называемый «куницей», мы удлиним его медной проволокой. Ему соответствует струя телеграфа, на бреющем полете уходящая в лоно. И не Москва здесь виновата. Потому что Москвы скоро не будет. Она смирна, и поэтому не капризна. Она вон у нас какая. Не то, что Севастополь. Запоминаешь?
— А зачем мне запоминать это?
— Потому что заговоры внутренностей служат оружием в руках ищущего. Это заговоры Тайного Совета Мертвецов.
— А можно какие-нибудь заговоры без участия названий городов? — спросил Костя остатками глаз, — уж больно я в географии путаюсь…
— Хорошо, вот тебе заговор ментовской ноги. Это не то, что ты думаешь, когда говоришь о ментах. Это не то, что ты дуешь в туалете, выпуская дым в вентилятор. Это не присказка и не уловка. Не загадка, не замутка, не просказейка. Её рассказывали, когда было ясно, и люди были молодыми. На поляну выходили девицы. Пряча прыщи и гнилые зубы, выходили девицы на поляну. И юноши выходили им навстречу. Выпячивая лобки и клацая клыками, выходили им навстречу юноши. И каждый юноша думал: всех переебу. И сердце его колотилось, и руки потели от вожделения. Но не таковы были девицы. Они не хотели, чтобы юноши имели их по очереди, создавая суматоху и путаницу. Они хотели, чтобы ёб их кто-то один, потому что так надежнее. Потому что тогда легко будет разобраться, кому не хватает девушки, а кому парня, и все бы разошлись по парам, или одолжили бы кого-то друг у друга, если захочется. А когда все ебутся со всеми — это энтропия, безволие, хаос и вялый конец мечты. И многим девицам удалось приучить к себе парня. И часто рождались дети. Но карапузы создают много шума, так что мы покажем им ментовскую ногу, чтобы они созерцали её, как откровение. Голую ногу женщины-мента. Молодой девицы-ментовчихи. Жилистую такую, белую, с неряшливо сбритыми волосками и натоптышами на гибкой запревшей ступне. Вот таков он, заговор ментовской ступни. Ну, запомнил, что ли?
— Ну… только в общих чертах… — потупился Костя, — может, я записывать за вами буду? А то не запомню.
— Запомнишь. Еще как запомнишь. Смерть научит так, как жизнь не учила. Этот заговор ментовской ноги используется для того, чтобы противник замер в оцепенении и смотрел в одну точку. Это работает как наведенный транс. Супостат залипает. Как ты сейчас залип.
— Но я не залип! — вздрогнул простатой Костя, — С чего бы это?
— Хорошо. Я же не настаиваю. Ладно, я тебя зашил, ты теперь можешь предстать перед Мамочкой.
— А кто эта Мамочка? — Костя встал и прошелся по линолеуму. Тело не ощущалось. Зато обзор увеличился чуть ли не вдвое. Это поначалу дезориентировало.
— Мамочка — это сладкая девка, которая возвращает ощущение тела, — пояснил врач, выбрасывая перчатки и приступая к мытью рук, — тело важно: потому что в нем содержится твой код. Код доступа к миру. Этот код у каждого свой. Некоторые еще называют его душой, и приписывают ему мифические свойства. Но это просто код. Он похож на штрих-код, который проставлен на магазинной этикетке, только гораздо сложнее. Впрочем, не всегда — бывает и проще. Твоего имени больше не существует. Запомни свой инвентарный номер — 6659671. Я проставил его черным маркером на твоей правой лодыжке. Кости больше нет. Ты должен получить тело заново. А когда получишь, сам его заново назовешь.
— А номер тогда зачем?
— На тот случай, если опять потеряешь. А сейчас ты должен приласкать Мамочку, чтобы снова ощутить свое тело.
— Она что, уродливая какая-нибудь? — Спросил поясницей 6659671, двигаясь за врачом по восходящему коридору.
— Почему уродливая? Очень даже симпатичная. Да ты ж её видел — она тебя сюда и привела…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
После двух лет в Европе Флориан приехал в Нью-Йорк, но быстро разочаровался и вернулся в Берлин — ведь только в Европе нового тысячелетия жизнь обещает ему приключения и, возможно, шанс стать полезным. На Западе для него не оставалось ничего, кроме скуки и жестокости.
Конечно, роман не совсем отвечает целям и задачам Конкурса «В каждом рисунке — солнце». Если оценивать по 5-и бальной оценке именно — соответствие романа целям конкурса — то оценка будет низкой. И всё же следует поставить Вам высшую оценку в 10 балов за Ваш сильный литературный язык. Чувствуется рука зрелого мастера.
Роман, в котором человеколюбие и дружба превращают диссидента в патриота. В патриота своей собственной, придуманной страны. Страна эта возникает в одном российском городке неожиданно для всех — и для потенциальных её граждан в том числе, — и занимает всего-навсего четыре этажа студенческого общежития. Когда друг Ислама Хасанова и его сосед по комнате в общежитии, эстонский студент по имени Яно, попадает в беду и получает психологическую травму, Ислам решает ему помочь. В социум современной России Яно больше не вписывается и ему светит одна дорога — обратно, на родину.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
