Румбо - [12]

Я перемещаю тело. А тело — не перемещается. Очень тяжело им двигать: каждому предстоит встретиться когда-нибудь с этим чувством. Даже несмотря на то, что железным всё нипочём — кажется иногда, что вот-вот и оно надломится, треснет, согнётся, — потому что там какие-то молекулярные связи нарушены: смех без причины, немотивированная агрессия, подавленные страхи, — а если проще: тщательно-маскируемая трусость, — и еще куча всего такого, что каждое в отдельности может привести кое-куда… кое-куда глубже.

Внезапно я понимаю, что пытаюсь по-человечески переставлять ноги, но в то время как сам лежу на спине. Лежу под сильным источником света.

Возле меня Ефим Тимофеевич и Мамочка.

Из моих запястий торчат трубки.

В ушах мягкий звон, словно звенят серебряные кубки.

Обхуярен, похоже, я в дым.

— Елдомкрат, дышите глубже! — гудит доктор.

— Дыши глубже, Елдом! — вторит ему сестра милосердия.

— Что? Где я?

— Успокойтесь. Спокойствие — прежде всего.

— Расскажите это своему елдоконструктору, уважаемый…

Я не хочу придерживаться этикета с этими ржавыми докторишками, для которых я — лишь испытательный кролик, хуеголовый писунишка.

— Елдомкрат. Вы находитесь в центральной нервно-распределительной клинике. Вас доставил к нам ваш друг Ергодыч… Ергодыч Залупигной. Припоминаете такого? Вам стало плохо в циркульном перемещателе… припоминаете?

— Определённо.

— Так вот, с тех пор вы не приходили в себя. А сейчас у вас налицо улучшение. Помимо лобных анализов это ясно читается по трезвому взору, которым вы смотрите сейчас на меня, и мою помощницу № ВВ05350150. Я распорядился, чтобы принесли дозу: после восстановления от циркульной контузии организм настойчиво потребует подпитки.

— Понимаете ли, доктор… у меня только что было ощущение, то есть, своего рода глюк… и в этом глюке вас звали Ефимом… а вашу помощницу…

— Не стоит рассказывать это вслух! — перебивает меня @, — ваши глюки — ваше личное дело. Здесь же встаёт вопрос о делах 0бщины.

Я смотрю на Мамочку, затем на свёрток фольги на подносе, выезжающий из распределителя пневмо-подачи.

Надо поверить в себя. Поверить в собственные силы.

Смотрю на поднос: треугольный амулет е-льда, электрод и колба «о-п» из тяжелых солей и сукровицы.

— То есть, что значит, позвольте спросить, 0бщинных? — я впрыскиваю себе 8 точек «о-п», отодвигаю поднос, вертикалю туловище, сканирую торчащие из запястий трубки.

(Я, я, — повсюду здесь один я, — другого не ищите! — взрывается в мозгу генерирующий поток мыслеформы.)

— Молотишь сурьму? Шелестишь? — сверлит Мамочка.

— Принимая во внимание, что вы находились вне сознания около двух лунных фаз, — с вялой торжественностью объявляет доктор, — вы не имели возможности исполнить предписанный вам поцелуй Паяла…

…Ах, вон они о чём!..

Я хочу встать, но @ делает решительный жест в мою сторону:

— Мы предъявили вашу опись sанитарной sлужбе — прошу вас, присядьте. С сожалением вынужден сообщить, что данное обстоятельство, хотя и принято в реестр приемлемых выводов, но в целом, при учёте разброса по весам в остальных показателях, как то: бороздистость, чебохто-бохто, сопротивляемость жилы, устойчивость к стрессу, пугливость, пронырливость… и ещё рядом сопутствующих… комиссия, в общем, однозначно склонилась к решению подвергнуть вас переплавке.

— Но…

— Комиссия приняла во внимание смягчающие обстоятельства, и вынесла вердикт о переплавке под общим наркозом. Вы ничего не почувствуете. Вас усыпят, как homo перед изъятием органов.

— Я имею границы опротестовать решение комиссии? — с надеждой корочу капиллярами.

— Только постфактум. Это решение разряда АА+. Усыпитель уже поступает по катетерам.

— Ах, вы… — я дёргаюсь, вырываюсь, бью доктора формой застывшей ладони — ответный лязг подобен треску лопнувшей рессоры, — я прорываюсь и лечу наугад…

Сейчас голова пуста.

Сердце гонит волну.

Что-то сугубо личное, выстраданное долгим как дельфинья елда путём проб и ошибок.

Желтоватый туман вокруг меня. Степь в низко постеленном желтом тумане.

Сбавляю темп и плыву навстречу возвышающейся впереди постройке.

Это платформа на сваях. И на платформе — нечто вроде цистерны.

Deja-vu? Это было со мной недавно, хотя временами я готов поклясться, что видел лишь навязчивый сон.

Неужели окружающее меня сейчас и есть мой реальный вторичный подуровень?!

Я втягиваюсь по жирному стержню, опрокидываю люк и врастаю в помещение.

Вижу вокруг себя стены: узкие стены. Вытянутое помещение: как обрубок коридора. Обрубок.

Передо мной Дрозд.

Он заглядывает мне в глаза и произносит:

— Эй, ты очнулся?

<Это он мне… вы поняли?>

Эхо в ушах.

И постепенно начинаю понимать, что произошло.

Мамочка льнёт к Ефиму, потираясь передним контактом.

Пару раз они отчётливо искрят.

В воздухе запах озона; от электромагнитного всплеска ноют зубы.

Мамочка расчехляет панцырь. Мы с Дроздом наблюдаем её е-блок.

У Мамочки завидный е-блок.

Дрозд расчехляет фольгу и предъявляет рудный калач.

У Дрозда солидный калач.

Электричество гудит в моей голове причудливым ритмом

Ум-ца-ца

Ум-ца-ца

Ум-ца-ца

Ум-ца-ца

Яркие голые туловища Дрозда и Мамочки неестественно контрастируют с невыразительной серостью интерьера.